Но, как ни дурно вела себя дочь, как ни дорого обошлись ее ошибки, семья от нее не откажется. Миссис Хилл понимала: что бы ни случилось, Лидии помогут оправиться. То, что девица сама постлала себе эту постель и сама охотно в нее запрыгнула, казалось, не имело значения, родные вовсе не собирались обречь ее вечному стыду и порицанию. Нет, если удастся вырвать ее из рук обидчика, она все равно обретет дом, получит компаньонку, содержание. Правда, Лидии, скорее всего, покажется смертной мукой доживать свой век в тихом и уютном месте, а ведь для некоторых это недостижимая роскошь.
Приглушенные голоса, опухшие от слез глаза, гардины, задернутые, чтобы не пропускать яркого солнца. Вот так же будет в доме и после смерти мистера Беннета, думала миссис Хилл, разве что от соседей тогда можно будет ожидать соболезнований, а не плохо скрытого злорадства.
А мистер Беннет вдруг резко сдал и одряхлел. Его силы были подорваны физическим напряжением и самообвинениями, которыми он непрестанно себя изводил. Вечером по возвращении из Лондона он поднялся в библиотеку и звонком вызвал миссис Хилл.
Он попросил разрешения взять ее за руку. Она позволила.
— Простите меня, — негромко попросил он.
Она кивнула. Услышать подобное после стольких лет — это дорогого стоит.
Глава 13
«Достаточно знать, что они обнаружены и что я видел обоих…»
Семейство Беннет восстало наконец из бездны отчаяния. Лидия была обнаружена и вскоре после этого обвенчалась в Лондоне с мистером Уикхемом. Все удалось проделать так ловко и споро, что появилась надежда замять назревавший скандал с тайным побегом, поскорее распространив весть о замужестве. На кухне также отметили радостное событие, распив котелок пунша.
— Как вы думаете, сколько пришлось выложить, чтобы уладить дело?
Миссис Хилл оторвалась от шитья и подняла голову. Ее муж сидел по другую сторону почти угасшего очага, пристроив бокал с пуншем на подлокотник. В промежутках между глотками он жевал сохранившимися коренными зубами полоску кожи, размягчая ее, прежде чем проткнуть шилом.
— Не так уж много, я полагаю, — откликнулась она.
— Я слышал, десять тысяч фунтов.
Шитье упало миссис Хилл на колени.
— Такие деньжищи!..
— Хватило бы половины. Четверти. Десятой, сотой доли.
Экономка затрясла головой.
— Нам с вами этого хватило бы с лихвой, — продолжал мистер Хилл. — Мы могли бы зажить счастливо и кататься как сыр в масле даже и с сотней фунтов, вы да я, вдвоем.
Она улыбнулась, и это была самая настоящая улыбка, невымученная и непритворная. Мистер Хилл не видел, чтобы жена так улыбалась, с тех пор как… да он и припомнить не мог, с каких пор. Он улыбнулся в ответ, обнажая зазоры между зубами и голые десны. Какую же непосильную ношу приходилось ей нести все эти годы…
— Что бы мы с ними стали делать? — возразила она. — Целых сто фунтов… Мы бы и не нашли, на что их потратить.
Мистер Хилл присвистнул:
— Ой ли? А вино, а пармезан, а еще для каждого из нас по креслу с мягкой обивкой. Для вас — шелковую шаль и конфеты, а для меня — по две унции табака каждую пятницу… вот блаженство-то! — Мистер Хилл засмеялся. — Уж мы бы распорядились ими с умом, не так, как некоторые, не будем называть имен.
Полли подала голос от кухонного стола, за которым они с Сарой начищали оловянную посуду:
— Теперь, наверное, все снова будет по-старому.
— М-м?
— Да ведь мисс Лидия вышла замуж. Теперь мы все снова заживем как прежде, так я думаю.
— Да, — ответила миссис Хилл. — Да, вероятно, так и будет.
Миссис Хилл так и видела, как расходятся, будто круги по воде, последствия безответственного поступка Лидии, постепенно ослабевая и исчезая. Полли права, все станет как прежде или, по крайней мере, будет выглядеть как прежде. Это относилось не только к Лидии, но и к Джеймсу — при всей несхожести обстоятельств: все просто будут продолжать жить, делая вид, будто ничего особенного не случилось, рано или поздно к притворству привыкнут, и ложь станет казаться реальнее правды. Теперь у них нет лакея, нет уже довольно давно, о нем никто не упоминает, вскоре все поверят, что никакого лакея и не было.
Мистер Хилл, размочив кожу и вооружившись шилом и дратвой, взялся за починку уздечки. Он устремил на работу пристальный взор, так что старые глаза слезились от напряжения, а нижние веки покраснели и отвисли.