Итак, еще раз, простите мне несколько резкую форму некоторых из моих замечаний, подсказанных мне любовью к истине, и примите благосклонно уверение в глубочайшем почтении, с коим имею честь быть вашим покорным слугою
Неизвестный.
301
Письмо к Утрехтскому епископу (Жансенисту) Лоосу. 1860
Перевод с Французского. *)
*) Подлинник отослан был в Париж, в редакцию «l’Union Chrйtienne», но напечатан не был, если не ошибаемся, потому, что редакция побоялась поссориться с Жансенистами.
303
М. г.
Прошлогодние газеты сообщили известие о вашем поставлении в епископы и, почти тотчас же вслед затем, о том, что Римский двор вас отлучил.
Конечно, для того, кто не желает общения, отлучение не представляет ничего особенно страшного, но ваше положение не таково.
Равномерно не представляет никакой важности отлучение, исходящее от власти незаконной, или признаваемой незаконною; но ваши отношения к Римскому двору не таковы.
Наконец, хотя бы оно исходило от власти законной, с которою желательно находиться в общении, отлучение может казаться почти безразличным, когда совесть произносить приговор противоположный приговору этой власти и когда невинность осужденного свидетельствуется началами права и справедливости. В таком именно положении находитесь вы; по крайней мере, таким оно вам самим представляется.
Думаю однако, что я не ошибусь, предположив, что вы не без живой скорби видите и испытываете на себе то особенного рода духовное одиночество в христианском мире, в которое вас ставит папское осуждение; ибо в сравнении с прежним общением, к которому привыкли ваши предки и которое обнимало собою более ста миллионов единоверцев, ныне остающееся при вас общение с несколькими тысячами должно, без всякого сомнения, казаться почти полным одиночеством. В таком положении скорбь естественна, законна, почтенна, и тот лишь мог бы не чувствовать ее или не сочувствовать ей в другом, чье сердце было бы слишком скудно любовью.
305
Конечно, религиозная истина не обеспечивает житейского благополучия, а число верных не может служить мерилом святости Церкви. Поэтому неоспоримо, что, несмотря на ваше одиночество и на тягостные ощущения, которые оно может в вас возбуждать, вы и последователи ваши могли бы быть хранителями святого учения нашего Спасителя и преданий Его Церкви, если бы справедливость была на вашей стороне и если бы убеждения ваши и вера ваша утверждались на прочных основаниях. Но так ли это?
Вопрос поставлен; прежде чем явится ответ, естественно представляется другой вопрос.
Сами вы верите ли что ваши убеждения и ваша вера утверждены на прочных основаниях?
Позвольте мне вам сказать, что, судя по внешним признакам, от вас нельзя ожидать иного ответа как только отрицательного; может быть право и на вашей стороне, но вы, по-видимому; далеко в том не уверены.
Менее двух веков тому назад вы составляли часть Католической, Апостольской, Римской Церкви; с того времени, приговором Римского двора вы отделены от нее и этот приговор остается во всей силе, несмотря на смену первосвященников; итак раскол очевиден, а где раскол, там непременно есть и раскольники. — Рим считает вас раскольниками, но вы этого приговора не признаете. Стало быть, вы должны всех остальных последователей Римской Церкви считать раскольниками. Так ли вы на них смотрите?
«Но, — скажете вы, — приговор, осуждающий нас, есть последствие несчастного заблуждения и, так сказать, недоразумения; следовательно, раскол существует только по видимости». Как? Более пяти поколений прошло по лицу земли; несколько пап, в большем еще числе, преемственно передавали друг другу венец, ключи и наследие Св. Петра, а заблуждение еще не рассеялось; недоразумение, с того дня как оно возникло, не подвинулось ни на шаг к своему разъяснению!
306
Согласитесь, м. г., что, не нарушая закона любви к ближнему, позволительно думать, что вы обнаруживаете одно лишь упорство, продолжая называть недоразумением нечто, заслуживающее другого названия, и упорствуете потому, что, не будучи достаточно уверены в своем праве, вы не решаетесь назвать вещи по имени.
Вопрос, разлучивший вас с Римскою Церковью, не есть случайный вопрос церковной юрисдикции или дисциплины. Это вопрос пребывающий, вопрос доктрины. Римский двор изъявляете притязание на право навязывать вам ту или другую формулу, которую вы обязаны подписать, или то или другое отречение, которое вы обязаны произнести; вы же отрицаете у него это право и считаете его посягательством на свободу вашей совести. Обстоятельство, подавшее первый повод к расколу, теперь утратило всякое значение. Положим, Римский двор захотел постановить в силу своего церковного авторитета обязательное решение о факте, ложно им понятом или худо высмотренном; положим, он основался на неправильных донесениях о какой-либо книге в сущности невинной, но ведь с тех пор характер вопроса совершенно изменился. Вещественный факт достаточно изучен, и было бы крайне смешно утверждать, что мало было двух веков для его уяснения. Жансений и смысл его слов — теперь в стороне. Теперь, да и не только теперь, а в продолжение целых полутораста лет, тяжба шла и идет о границе власти присущей кафедре Св. Петра, той власти, которая ей дана или которую она за собою признает над совестью христиан. Одно из двух: или всякий вопрос об этой власти и о самой необходимости ее ниспадает в разряд вопросов праздных и не имеющих никакой важности, или же вопрос, на котором вы расходитесь с Римом, есть вопрос доктрины.
Папы, отличающиеся один от другого большим или меньшим знанием и умом, наконец особенностями личных своих характеров, следуют преемственно один за другим. И все единогласно осуждают вас как людей непокорных власти, вверенной им от Бога; а вы
307
стали бы уверять, что вы не в расколе? Неужели ни один из этих пап не имел настолько рассудка, настолько любви, настолько просвещения свыше, чтобы признать наконец, что повода к разрыву нет, как уверяете вы? Самим Протестантам никогда бы не придумать более сильного довода против наследия первосвященнической власти в решении вопросов доктрины. Но, пусть будет по-вашему.
Положим, что страсти имеют такую же власть над преемниками Св. Петра, как и над всеми смертными; положим, что честолюбие и властолюбие, в продолжение без малого двух столетий, ослепляли пап до такой степени, что постоянно подсказывали им отлучение, и теперь над вами тяготеющее, положим, без достаточного основания, или, лучше сказать, под пустым предлогом. Допустим все это: вопрос все-таки только отклонен, а не решен. Ведь вам приходится иметь дело не с одним Римским двором, не с тем только, что можно бы назвать его тайным советом. Правда, приговор, вас осуждающий, произнесен Римским двором, но он принят всею Римскою Церковью. Как? И в этих миллионах христиан, в этих сотнях тысяч, образующих церковный чин, в этих десятках тысяч епископов не нашлось, человека, который бы разрешил вас, или принял бы на себя ходатайство по вашему делу, или потребовал бы для вас, если не правды, то хоть бы милосердия? А вы уверяете, что вас осудили будто бы по ничтожному поводу, будто бы вопреки законам и преданиям апостольским? Вы хотите принадлежать к Римской Церкви, а какое понятие о ней даете вы вселенной?
Нет, м. г., вы действительно в расколе, и не с одним Римом, а со всею Католическою Церковью; и не бывало доселе раскола более явного и более важного.
Правда, история Церкви представляет примеры расколов более кажущихся, чем действительных; таков, между прочим, довольно продолжительный раскол Мелхитов; но этого рода случаи не имеют ничего общего с ва-