358
датью Святого Духа? Кажется, не трудно доказать неосновательность того и другого положения. Во втором случае, разногласие в существе дела, правда, исчезает; но вместе с тем обязанность выкинуть вставку делается еще настоятельнее. Кто решится упорствовать в употреблении двусмысленного выражения, когда неточность эта имела и доселе имеет столь горестные последствия? Кто из осуждающих в душе своей старый грех самовластия решится поднять его знамя? Кажется, что здесь нравственная обязанность очевидна и не подлежит сомнению.
Мое искреннее мнение об Англиканской Церкви во многих отношениях сходится с вашим. Я вполне убежден, что в ней заметны многие православные стремления, еще не вполне развывшиеся, но готовые созреть; что в ней содержатся многие начала единства с Православием, может быть лишь затемненным несчастными привычками Римского схоластицизма, и что близко время, когда, за лучшим взаимным пониманием, последует настоящее примирение разлученных братий. Но должно непременно уяснить, и уяснить в смысле Православному двусмысленное выражение, столь близко походящее на ересь; должно торжественно, решительно, отвергнуть, исключить из употребления и дух и язык ереси — повторяю здесь ваши собственный слова. Для этого, прежде всего, следует покаяться в незаконном усвоении власти, от которого возникло изменение символа и признать это изменение нарушением закона любви. Но здесь-то именно и возникает нравственное препятствие. Такой приговор показался бы (да и был бы на самом деле) самоосуждением, покаянием; а как ни сладки плоды покаяния, корень его всегда горек и противен для гордости, от которой ни один из смертных вполне не избавлен. Ничто истинно доброе не дается без нравственного возрождения; напротив, из него истекает всякое благое последствие, так как само возрождение приносить с собою всесовершенную благодать Отца миров. Знаю, что такое возрождение — дело нелегкое, и вот почему надежды мои так слабы и ничтожны, несмотря на то, что есть многие причины, которые, по-видимому, могли бы ободрять меня. Чувствую, что не следует уступать недоверчивому страху; но я поступил бы еще хуже, если бы не объяснился с вами с полною откровенностью и скрыл бы от вас свой образ мыслей. Велика
359
была бы моя радость, если бы события обличили меня в напрасной робости и доказали мое заблуждение.
После того как я так искренно высказал свое мнение, решаюсь прибавить, что, по моему убеждению, многие из самых благонамеренных Англиканских богословов склонны впадать в страшное и опасное заблуждение. Я говорю о том ложном мнении, будто каждая отдельная Церковь может увлекаться местными заблуждениями, не нарушая кафолического единства, и что вся Кафолическая Церковь может также быть помрачена временными заблуждениями, иногда общими во всех ее частях, иногда различными в каждой ее части, так что истину приходилось бы добывать из неочищенной массы, по известному правилу: quod semper, quod omnes, quod ubique (что всегда, что всеми, что везде принималось).
Недавно я прочел с удовольствием книгу, которая, без сомнения, вам уже известна, это — сочинение Девара о Немецком рационализме. Вот, по-моему, образец честной и здравой логики, свободной от страстей и предрассудков. Острый ум автора не только в совершенстве исследовал причины неизбежного развития рационализма в Протестантской Германии, но указал следы его и в Римском Католичестве, не смотря на беспрестанные притязания Рима доказать противное. Это, без сомнения, великая истина, которую можно бы подтвердить другими, сильнейшими доказательствами; но странно, что г. Девар выгораживает Англиканскую Церковь из общего осуждения. Как будто Церковь, исповедующая реформу, тем самым не обличает себя в рационализме? Конечно, если бы в самом деле вся Церковь (или Церковь в ее совокупности) могла впадать в догматические погрешности, тогда частная (личная) критика над нею была бы не только правом, но неизбежною необходимостью для каждого. Но в этом именно и заключается вся суть рационализма, как бы она ни прикрывалась благозвучными словами: свидетельства отцов авторитета Кафолической Церкви, предания, вдохновения, и другими. Ибо для рационализма: свидетельство Отцов — кипа исписанной бумаги; авторитет Церкви — пустое слово, когда уже раз допущено, что сама Церковь впадала в заблуждения; предание, хотя бы единожды перервавшееся, уничтожено навсегда. Наконец, что значит это специальное вдохновение, на которое всякий может иметь притязание, хотя никто другой не обязан ему верить? Сама Истина дала нам обетование постоянного
360
пребывания Духа Святого и если мы будем твердо верить этому обетованию, то свет истинного учения не перестанет во все веки сиять и освещать нас, привлекать к себе наши взоры, даже и тогда, когда мы не ищем света. Но если раз дать помрачиться этому свету, он неминуемо и навсегда померкнет. Тогда слово «Церковь» обратится в пустой звук, лишенный смысла, или придется понимать его так, как понимают теперь многие Немецкие Протестанты, для которых слово «Церковь» значит собрание добрых людей, самых разнообразных убеждений, но соединенных искренним желанием открыть истину, с полною однако уверенностью, что до сих пор никто не находил ее и без всякой надежды когда- либо ее открыть. Вот неизбежный последствия рационализма, хотя, кажется, их не сознают многие из достойнейших наших богословов. Это, без всякого сомнения, опасное самообольщение.
Если вы найдете резкими некоторый из употребленных мною выражений, прошу вас не судить их слишком строго Я не имел намерения обидеть, и моим единственным побуждением было искреннее желание разъяснить все затруднения, дабы скорее разрешились и уничтожились они с помощью Того, Чье благословение непременно озарит сердца, честно и смиренно стремящиеся к познанию истины и к достижению нравственного совершенства. Таких сердец конечно не мало в отечестве вашем.
18 Августа 1845.
361
К ПАЛЬМЕРУ: III
М. г.
Примите усерднейшую благодарность мою за дружеское письмо ваше и простите запоздалость моего ответа. Не леность, а некоторые домашние обстоятельства были причиною моего продолжительного молчания. Не могу не назвать письма вашего дружеским, хотя в нем содержится много жестких на нас нападений; но они высказаны с тою честною откровенностью, которая, по-моему, служит ручательством истинно дружеского расположения. Обвинения ваши мне кажутся несправедливыми, но вы их высказываете с беспощадною прямотой, свидетельствующею о сильном желании вашем открыть истину и довести спорный вопрос до удовлетворительного разрешения. Всегда бы следовало ясно и откровенно высказывать всякое сомнение, недоразумение и осуждение, не щадя осуждаемого: это единственный путь к определению границ между правдою и заблуждением. В вопросах истинной важности не только не следует уклоняться от правды, но не должно даже смягчать ее.
Позвольте мне вкратце перечислить ваши обвинения. Во-первых, говорите вы: «Ежели вы точно имеете притязание принадлежать к единой, Православной и Кафолической Церкви (что несомненно), то вам бы следовало ревностнее заботиться об обращении заблуждающихся обществ. В истинной Церкви не может иссякнуть дух апостольства, истинный дух любви; а у вас явный недостаток апостольского духа». Во-вторых, вы находите, «что притязания наши явно противоречат готовности, выраженной некоторыми из самых известных наших богословов, допустить соединение с Латинскою Церковью на самых снисходительных для нее условиях». В-третьих, вы утверждаете, «что Церковь, допустив изменение