ская мысль вдается во всякого рода умственные исследования, не испытываешь того тяжелого чувства, которое наводит ветреность, самодовольная рассеянность и как бы бездомность легкомысленной Франции; ибо ум склонный к размышлению имеет время и может почувствовать желание прислушаться к голосу Божественной истины. Из всех стран, который я посетил в продолжении моего короткого путешествия, мне тяжело было расстаться только с Англией; о ней одной думаю я с глубоким сочувствием. Знаю однако, что Англия, быть может не менее Германии, нуждается в благодати духовного единства. То наружное единство, которое ныне существует в Англии, есть скорее призрак, обманчивое представление, чем действительный факт. Но даже этот обманчивый вид единства действует на ум утешительнее, чем явное и полное его отсутствие. Многочисленные и нередко переполненные народом Церкви, усердие к молитве, торжественность, еще не совсем забытых древних форм богослужения, даже несколько пуританское освящение Воскресного дня — все это навевает глубокие, радостные впечатления, все это может казаться признанием единства духовной жизни, обнимающего всю страну. Даже после того как рассеется первая, обманчивая мечта, когда ближайшее наблюдение откроет, что, под покровом внешнего и произвольного единства, таится разъединение, все же и тогда нельзя не находить утешения в том очевидном стремлении к единству, которое одушевляет столько частных лиц и которое в самой толпе выражается строгим соблюдением общих всем, хотя бы только наружных, форм единства. Чистосердечное, добросовестное неведение, ищущее Божественной истины, без всякого сомнения, лучше гордого и ветреного неверия…
Р. S. Я начал письмо в Берлине и не успел его там окончить. С тех пор прошло несколько месяцев; но я не изменяю написанного, ибо оно выражает чувства, внушенные мне путешествием по Германии. В Петербурге я виделся с г. П., с которым я до сих пор не был лично знаком. Он много расспрашивал меня об Англии и, в особенности, о религиозном движении и выслушивал мои ответы с серьезным и, надеюсь, искренним участием. Кажется, я могу утвердительно сказать, что он принимает к сердцу вопросы религиозные, хотя не всегда достаточно сознает их важность и иногда склоняется к Латинским воззрениям, т. е. распо-
378
ложен к формализму. Тем приятнее было мне от него услышать, что он не приписывает никакой важности некоторым формам, против которых вы возражали (как, например, употреблении слова восточный в церковных службах). Он повторил мне удостоверение, кажется уже прежде мною вам данное, что всякая форма, выражающая узкое понятие местности, без сомнения, устранится, коль скоро она будет указана и коль скоро, действительно, потребуется ее изменение. Я и не ожидал иного ответа. Незаконное возвеличение какой бы то ни было местности прямо противоречите самой идее христианской Церкви, которая призывает к живому общению прошедшее с будущим, мир видимый с миром невидимым.
Прошло еще несколько месяцев с тех пор, как я посетил г. П. Нездоровье матери, дурные дороги и холера, свирепствовавшая в Москве, удержали меня долее обыкновенного в Тульской губернии. Я только что недавно виделся с м. М. Ф.; беседа этого в высшей степени даровитого человека удовлетворила меня еще более, чем свидание с г. П. Боюсь, не был-ли я до сих пор несправедлив к нему. В таком случае я почитаю за счастье, что могу признать свою ошибку. Меня неожиданно поразили сила и полнота выраженного им сочувствия. Многое выслушал он с радостною улыбкой и со слезами на глазах. Странно даже было видеть такое волнение в человеке обыкновенно столь сдержанном в выражении своих чувств. Он придал мне самому надежды. Если спросите: дал ли он какое-нибудь положительное обещание? Отвечу: нет; но он сказал: «все то, что может быть исполнено без оскорбления христианской совести, будет исполнено». Он говорил это искренно, и выражение его лица вполне согласовалось с его словами. Он сказал мне также, что всякое правдоподобное и допустимое (plausible) истолкование предметов, по которым может возникнуть несогласие не в существе, а по видимости, будет охотно допущено, и что всякий обряд, не вмещающий в себе прямого отрицания догмата, будет дозволен. «Ибо — говорить он — хотя и весьма желательно единство обрядов, тем не менее, единство догмата есть единственное необходимое, sine qua non, условие. Итак, будем надеяться на благополучный исход дела….
С самого моего возвращения я не имел прямых известий из Англии. В газетах пишут, что коммерческий кри-
379
зис миновал. Этого все ожидали; однако я весьма обрадовался, узнав о том положительно. Слова коммерческий кризис, и многие им подобные, произносятся скоро, легко, а сколько под ними скрывается ужасных страданий! Они не лучше коротенького слова холера, которое теперь стало так нам знакомо. К счастью, уже в Москве о ней не говорят; но болезнь свирепствует во многих частях России. В некоторых губерниях число ее жертв было весьма значительно, хотя вообще болезнь эта ныне не так смертоносна, как во время первого ее появления, в 1830 году. Очень хотелось бы мне убедиться, что в Англии все идет как нельзя лучше; но боюсь, что там неизбежен новый кризис, на этот раз не коммерческий, а религиозный. Таково, по моему мнению, неминуемое последствие назначения епископа Герфордского Доктор Пьюзей — член Церкви, в которой Гампден епископом! Да ведь это хуже чем соединение положения и отрицания в одном предложении; и хотя, само в себе, такое назначение есть, быть может, не иное что, как злая шутка лорда Росселя, тем не менее, сопровождавшее это назначение заявление двух партий, которые выдвинулись по этому случаю вперед и стали друг к другу лицом к лицу — факт весьма многозначительный. Несостоятельность вашего только наружного единства, с каждым днем, более и более ощущается. Я об одном сожалею, потому что меня всегда пугает всякое предвестие волнений и раздоров; впрочем, может быть, все это к лучшему. Божественная логика истории неотвратима. Всякому призраку придет конец, и тогда благородные души, освобожденные от обманчивого призрака единства, станут искать, и действительно обретут, единство истинное.
Станем также и мы, м. г. искать единства. Возьмемся за дело добросовестно и мужественно, Сознаем важность поступков наших не только в отношении к нам самим, но и как проявлений духа времени и как воздействий на него. Конечно, несколько спелых зерен не составляют еще целой жатвы: но пахарь радуется и первому зрелому колосу, ибо видит в нем доказательство, что скоро затем поспеет и вся жатва.
Если, как я предполагаю, вы переписываетесь с г. Вильямсом, прошу вас передать ему мой поклон. Он, я надеюсь, не оскорбится, когда скажу, что питаю к нему нечто в роде братского чувства. Он так живо напоминает мне до-
380
рогого недавно потерянного мною друга. *) Дружеское приветствие и всему милому Оксфорду с его двенадцатью коллегиями, зелеными лугами, густою тенью дерев, с его спокойствием и миром. Надеюсь, что его благотворное влияние переживет и министерство вигов и Германский латитудинаризм.
Жена моя вам кланяется, и даже дети надеются, что вы их не совсем забыли, и т. д.
Р. S. Странное время! Я писал это письмо в то самое время, когда великие события Франции и Европы следовали друг за другом с такою поразительною неожиданностью. Поднялись самые важные вопросы, и человек уповает разрешить их без помощи веры. Боюсь, как бы человечество дорого не поплатилось за безумную гордость разума. Рука Божественного милосердия да усмирит и направит угрожающую бурю. Да будет пощажена Англия — это мое самое искреннее желание.
(Начато 18 Сент. 1847. Кончено 14 Мая 1848).
*) Д. А. Валуева. Пр. изд.
381
К ПАЛЬМЕРУ: V
М. г.
Более года прошло тех пор, как я получил дружеское письмо ваше; я должен бы был покаяться в том, что долго не отвечал, и просить прощения, если бы не мог сказать в свое оправдание, что сильное воспаление глаз лишило меня на несколько месяцев возможности взяться за перо или книгу и даже принудило меня, в продолжении многих недель, не выходить из темной комнаты. …