XL
Не нравится он вам, читатель мой…
Но в этот миг он был любим недаром;
Он был проникнут мирной простотой,
Он весь пылал святым и чистым жаром,
Он покорялся весь душе другой.
Он был любим — как скоро! Но, быть может,
Я на свою Парашу клевещу…
Скажите — ваша память мне поможет,—
Как мне назвать ту страстную тоску,
Ту грустную, невольную тревогу,
Которая берет вас понемногу…
К чему нам лицемерить — о друзья! —
Ее любовью называю я.
XLI
Но эта искра часто гаснет… да;
И, вспыхнувши, горит довольно странно
И смертных восхищает — не всегда.
Я выражаюсь несколько туманно…
Но весело, должно быть, господа,
Разгар любви следить в душе прекрасной,
Подслушать вздох, задумчивую речь,
Подметить взгляд доверчивый и ясный,
Былое сбросить всё, как ношу с плеч…
Случайности предаться без возврата
И чувствовать, что жизнь полна, богата
И что способность праздного ума,
Смеяться надо всем — смешна сама.
XLII
И так они сидели рядом… С ней
Заговорил он… Странен, но понятен
Параше смысл уклончивых речей…
Она его боится, но приятен
Ей этот страх — и робости своей
Она едва ль не радуется тайно.
Шутя, скользит небрежный разговор;
И вдруг глаза их встретились случайно —
Она не тотчас опустила взор…
И встала, без причины приласкалась
К отцу… ласкаясь, тихо улыбалась,
И, говоря о нем, сказала: «он».—
Читатель, я — признайтесь — я смешон.
XLIII
А между тем ночь наступает… в ряд
Вдали ложатся тучи… ровной мглою
Наполнен воздух… липы чуть шумят;
И яблони над темною травою,
Раскинув ветки, высятся и спят —
Лишь изредка промчится легкий трепет
В березах; там за речкой соловей
Поет себе, и слышен долгий лепет,
Немолчный шёпот дремлющих степей.
И в комнату, как вздох земли бессонной,
Влетает робко ветер благовонный
И манит в сад, и в поле, и в леса,
Под вечные, святые небеса…
XLIV
Я помню сам старинный, грустный сад,
Спокойный пруд, широкий, молчаливый…
Я помню: волны мелкие дрожат
У берега в тени плакучей ивы;
Я помню — много лет тому назад —
Я в том саду хожу в траве высокой
(Дорожки все травою поросли),
Заря так дивно рдеет… блеск глубокой
Раскинулся от неба до земли…
Хожу, брожу, задумчивый, усталый,
О женщине мечтаю небывалой…
И о прогулке поздней и немой —
И это всё сбылось, о боже мой!
XLV
«А не хотите ль в сад? — сказал старик,—
А? Виктор Алексеич! вместе с нами?
Сад у меня простенек, но велик;
Дорожки есть — и клумбочки с цветами».
Они пошли… вечерний, громкий крик
Коростелей их встретил; луг огромный
Белел вдали… недвижных туч гряда
Раскинулась над ним; сквозь полог темный
Широких лип украдкою звезда
Блеснет и скроется — и по аллее
Идут они: одна чета скорее,
Другая тише, тише всё… и вдруг
С супругой добродетельный супруг
XLVI
Отстал… О хитрость сельская! Меж тем
Параша с ним идет не слишком скоро…
Ее душа спокойна — не совсем:
А он не начинает разговора
И рядом с ней идет, смущен и нем.
Боится он внезапных объяснений,
Чувствительных порывов… Иногда
Он допускал возможность исключений,
Но в пошлость верил твердо и всегда.
И, признаюсь, он ошибался редко
И обо всем судил довольно метко…
Но мир другой ему был незнаком,
И он — злодей! — не сожалел о нем.
XLVII
«Помилуйте, давно ль ваш Виктор был
И тронут и встревожен и так дале?»
Приятель мой — я вам сказать забыл —
Клялся в любви единственно на бале —
И только тем, которых не любил.
Когда же сам любовной лихорадки
Начальный жар в себе он признавал,
Его терзали, мучили догадки —
Свою любовь, как клад, он зарывал,
И с чувствами своими, как художник,
Любил один возиться мой безбожник…
И вдруг — с уездной барышней — в саду…
Едва ль ему отрадней, чем в аду.
XLVIII
Но постепенно тает он… Хотя
Почтенные родители некстати
Отстали, но она — она дитя;
На этом тихом личике печати
Лукавства нет; и вот — как бы шутя
Ее он руку взял… и понемногу
Предался вновь приятной тишине…
И думает с отрадой: «Слава богу,
До осени в деревне будет мне
Не скучно жить — а там… но я взволнован.
Я, кажется, влюблен и очарован!»
Опять влюблен? Но почему ж? — Сейчас,
Друзья мои, я успокою вас.
XLIX
Во-первых: ночь прекрасная была,
Ночь летняя, спокойная, немая;
Не све́тила луна, хоть и взошла;
Река, во тьме таинственно сверкая,
Текла вдали… Дорожка к ней вела;
А листья в вышине толпой незримой
Лепечут; вот — они сошли в овраг,
И, словно их движением гонимый,
Пред ними расступался мягкий мрак…
Противиться не мог он обаянью —
Он волю дал беспечному мечтанью
И улыбался мирно и вздыхал…
А свежий ветр в глаза их лобызал.