L
А во-вторых: Параша не молчит
И не вздыхает с приторной ужимкой;
Но говорит, и просто говорит.
Она так мило движется — как дымкой,
Прозрачной тенью трепетно облит
Ее высокий стан… он отдыхает;
Уж он и рад, что с ней они вдвоем.
Заговорил… а сердце в ней пылает
Неведомым, томительным огнем.
Их запахом встречает куст незримый,
И, словно тоже страстию томимый,
Вдали, вдали — на рубеже степей
Гремит, поет и плачет соловей.
LI
И, может быть, он начал понимать
Всю прелесть первых трепетных движений
Ее души… и стал в нем утихать
Крикливый рой смешных предубеждений.
Но ей одной доступна благодать
Любви простой, и детской и стыдливой…
Нет! о любви не думает она —
Но, как листок блестящий и счастливый,
Ее несет широкая волна…
Всё — в этот миг — кругом ей улыбалось,
Над ней одной всё небо наклонялось.
И, колыхаясь медленно, трава
Ей вслед шептала милые слова…
LII
Они всё шли да шли… Приятель мой
Парашей любовался молчаливо;
Она вся расцветала, как весной
Земля цветет и страстно и лениво
Под теплою, обильною росой.
Облитое холодной, влажной мглою,
Ее лицо горит… и понял он,
Что будет он владеть ее душою,
Что он любим, что сам он увлечен.
Она молчит — подобное молчанье
Имеет всем известное названье…
И он склонился — и ее рука
Под поцелуем вспыхнула слегка.
LIII
Читайте дальше, дальше, господа!
Не бойтесь: я писатель благонравный.
Шалил мой друг в бывалые года,
Но был всегда он малый «честный, славный»
И не вкушал — незрелого плода.
Притом он сам был тронут: да признаться,
Он постарел — устал; не в первый раз
Себе давал он слово не влюбляться
Без цели… иногда в свободный час
Мечтал он о законном, мирном браке…
Но между тем он чувствует: во мраке
Параша вся дрожит… и мой герой
Сказал ей: «Не вернуться ль нам домой?»
LIV
Они пошли домой; но — признаюсь —
Они пошли дорогой самой длинной…
И говорили много: я стыжусь
Пересказать их разговор невинный
И вовсе не чувствительный — клянусь.
Она болтала с ним, как с старым другом,
Но голос бедной девушки слегка
Звенел едва исчезнувшим испугом,
Слегка дрожала жаркая рука…
Всё кончено: она ему вверялась,
Сближению стыдливо предавалась…
Так в речку ножку робкую дитя
Заносит, сук надежный ухватя.
LV
И, наконец, они пришли домой.
За ужином весьма красноречиво
И с чувством говорил приятель мой.
Старик глядит на гостя, как на диво;
Параша тихо подперлась рукой
И слушает. Но полночь бьет; готова
Его коляска; он встает; отец
Его целует нежно, как родного;
Хозяйка чуть не плачет… наконец
Уехал он; но в самый миг прощанья
Он ей шепнул с улыбкой: «До свиданья»,
И, уходя совсем, из-за дверей
Он долгим взглядом поменялся с ней.
LVI
Он едет; тихо всё… глухая ночь;
Перед коляской скачет провожатый.
И шепчет он: «Я рад соседям… дочь
У них одна; он человек богатый…
Притом она мила…» Он гонит прочь
Другие, неуместные мечтанья,
Отзвучия давно минувших дней…
Не чувствуя ни страха, ни желанья,
Она ходила в комнатке своей;
Ее душа немела; ей казалось,
Что в этот миг как будто изменялось
Всё прежнее, вся жизнь ее, — и сон
Ее застиг; во сне явился — он.
LVII
Он… грустно мне; туманятся слезой
Мои глаза… гляжу я: у окошка
Она сидит на креслах; головой
Склонилась на подушку; с плеч немножко
Спустилася косынка… золотой
И легкий локон вьется боязливо
По бледному лицу… а на губах
Улыбка расцветает молчаливо.
Луна глядит в окно… невольный страх
Меня томит; мне слышится: над спящей,
Как колокольчик звонкий и дрожащий,
Раздался смех… и кто-то говорит…
И голосок насмешливо звенит:
«В теплый вечер в ульях чистых
Зреют светлые соты́;
В теплый вечер лип душистых
Раскрываются цветы;
И когда по ним слезами
Потечет прозрачный мед —
Вьется жадно над цветами
Пчел ликующий народ…
Наклоняя сладострастно
Свой усталый стебелек,
Гостя милого напрасно
Ни один не ждет цветок.
Так и ты цвела стыдливо,
И в тебе, дитя мое,
Созревало прихотливо
Сердце страстное твое…
И теперь в красе расцвета,
Обаяния полна,
Ты стоишь под солнцем лета
Одинока и пышна.
Так склонись же, стебель стройный,
Так раскройся ж, мой цветок;
Прилетел жених… достойный —
В твой забытый уголок!»
LVIII
Но, впрочем, это кончиться ничем
Могло… он мог уехать — и соседку,
Прогулку и любовь забыть совсем,
Как забываешь брошенную ветку.
Да и она, едва ль… но между тем
Как по̀ саду они вдвоем скитались —
Что̀, если б он, кого все знаем мы,
Кого мы в детстве, помнится, боялись,
Пока у нас не развились умы,—
Что́, если б бес печальный и могучий
Над садом тем, на лоне мрачной тучи
Пронесся и над любящей четой
Поник бы вдруг угрюмой головой,—