Полковник Стасов и вся его свита резко осадили коней у ворот и спешились. Бойцы подхватили лошадей под уздцы, а полковник вошел в ворота, которые перед ним услужливо распахнул боец из его свиты. Навстречу ему тут же выскочили Диденко и Крамарук.
— Товарищ полковник, — бойко докладывал Диденко, — застава номер…
И тут, не дав ему закончить доклада, из-за будки выскочил Волчок и с яростным рыком кинулся на Стасова. Стасов рефлекторно отпрянул, споткнулся на ровном месте и на глазах у своей свиты и всей заставы грохнулся на землю. Диденко успел стать между ним и Волчком. А Ингур, несмотря на свой преклонный возраст, — схватить цепь и сдержать разъяренного волка.
Скоропалительно готовясь к неожиданной встрече, все забыли о волке и не зафиксировали цепь на защелку. Ингур сделал это только сейчас и с невозмутимым видом стоял, посасывая свою замусоленную трубку.
Стасов вскочил, отряхиваясь и грязно ругаясь, а Диденко и Крамарук бледные, как полотно, вытянулись перед ним во фрунт, принимая на себя все ругательства, угрозы и оскорбления. К шапке и шинели Стасова пристала пожухлая хвоя, какие-то щепки и прелые листья. Каждый порыв ветра срывал с него этот мусор и сыпал в лица стоявших позади сопровождающих, которые только успевали отплевываться да отряхиваться.
— Это что же за херня получается, Диденко?! Умышленно меня позоришь? Посмешище из меня делаешь? Петрушку-клоуна? Да? Отвечай, едри твою душу мать, когда тебя командование спрашивает!
— Никак нет, товарищ полковник!
— Молчать! Это что же выходит, если бы не этот старик, твоя псина мне бы сейчас горло перегрызла, едрит твою Бога мать?! Так?!
— Никак нет! Позвольте объяснить, товарищ…
— Я сказал, молчать! Ты что же, сука с петлицами, не мог заранее собаку привязать? Первым долгом надо было это сделать, когда стало известно, что командование едет!
— Это волк, а не собака, товарищ полковник! — зачем-то вставил Крамарук.
— Что-о-о? — побагровел полковник, — тебе кто позволил дикого зверя на заставе держать? Это уже политическим делом пахнет! Это уже не просто разгильдяйство! Дикого зверя на командира натравить! Раков!
— Я! — подскочил к нему молоденький лейтенант из свиты.
— Немедленно составить рапорт на имя генерала Климова! А волка застрелить немедля! Стой! Я сам это сделаю! — и он нервными движениями стал расстегивать кобуру.
Но перед ним неожиданно вырос Ингур.
— Остановися! Стой, большой командира! Не смей зверя трогать!
— Это что у тебя за чудо такое, Диденко? Он что, мне приказывает? Ты, собственно, кто такой? Как здесь очутился?
— Я Ингур, работая здеся! Зверя не виновата! Это я не доглядел. Меня расстреляй. А зверя хорошо служил. Он заставу охранял! И на тебя потому напал! В петлицах не разбирается! Ясно?
Стасов опешил.
— Слушай, а ведь верно говорит старик! Правда, лейтенант? — сказал он вполоборота к Ракову уже немного потеплевшим голосом.
Все замерли в ожидании.
— Ладно! Вольно! Пойдем в командирскую, — там разберемся.
Все двинулись в командирскую. А Прохоров уже спешил туда с традиционной бутылкой спирта.
Комиссия уезжала с миром и крепко навеселе. На прощанье Стасов крикнул старому Ингуру:
— Молодец, старик! Ты настоящий, храбрый боец Красной Армии! И защитника воспитал матерого, и вступился за него достойно.
Ингур молча улыбался, кивая головой в такт его словам и, как всегда, потягивая трубочку.
— Пока, большая командир! Приезжай еще, только теперя будь осторожно!
***
Зиму пережили, как и прежде. Вьюги, пурги, метели — все было в основном позади. Все выше поднималось над горизонтом таежное солнце. Весна была уже на пороге. Кухтин превратился из новобранца в старослужащего. Часть бойцов демобилизовалась. Прибыло молодое пополнение. А Прохоров летом собирался в отпуск к себе в Псков, на родину. К жене и детям. Его отпуск уже дважды откладывался по причине отсутствия замены. Своим воспитанником он гордился, как никогда. Особенно, когда Волчок после долгой разлуки подбегал к нему, виляя хвостом, и начинал лизать руки, выпрашивая чего-нибудь вкусненького.
Ингур сшил Волчку новый ошейник. Широкий, чтобы не так сильно резал шею. Особенно крепко они подружились после того, как с Волчком случилось несчастье.
Рядовой Мишаков, отбывая наряд на кухне, вынес в миске целую гору гусиных костей и специальной палкой с рогачиком на конце пододвинул ее Волчку. Тот, рыча, накинулся на них и стал перемалывать без разбора своими острыми и крепкими зубами. Внезапно Волчок отскочил от миски, начал кашлять, хрипеть, плеваться, отчаянно мотать головой, а потом повалился на снег и жалобно заскулил.