Байка первая. Про «хохла», «кацапа» и грамматику
Клева не было. Рыбаки лениво и скупо перекидывались короткими репликами. Дед Гордей, меняя наживку, тихо напевал себе под нос: «Меж крутых бережков быстра речка тячоть, а по ёй по волнам старый лапоть плывёть».
— Это ты про себя, дед, что ли? — лениво спрашивает Карпо, шофер из заводского гаражного хозяйства.
— Да может и про тебе, когда состарисси!
— Дед Гордей! А откуда ты родом? — интересуется Карпо.
— Из Расеи.
— Так Россия большая!
— А я, чо ль, сказал, что маленькая?
— Да ты, дед, толком скажи, не виляй! Мы и сами видим, что ты кацап.
— Вот никогда так не говоры?! — назидательно произносит дед, подняв кверху указательный палец.
— Это отчего же?
— А оттого, что Бог сперва создал цапа, а потом хахла да кацапа. А кацап хахла за ж. у — цап! И дзержыць у кляшшах! И будя такое, докуль живы обое!
Рыбаки смеются, а Карпо бросает в воду закрыху.
— Ты, дед, видать, из какой-то глухой глубинки. Иногда я тебя с трудом понимаю, — говорит Карпо с издевкой.
— Мяне? С трудом? Это ишшо почему же? Аль ты, Карпо, иноземец какой?
— Да речь у тебя уж очень неправильная.
— Как это — неправильная? — возмущается дед. — У тебе, что ли, правильная? Кто ж это может сказать, какая правильная, а какая нет?
— Правильная та, которая по правилам грамматики.
— Да ты глянь, какой грамотей выискалси! Как правильно говорить — это, Карпо, непонятно вообшшэ, что такое. Вот как говорять — это другое дело. У нас, откуль я родом, все говорять как я. Так для тамошних это правильно, а как здесь — нет. А для здешних — там не правильно, а тут правильно.
— Дед! Да для всех правила одни и те же.
— Выходит, немцы говорят неправильно, а мы — правильно? Или наоборот? Так, что ль, по-твоему?
— При чем тут немцы? У них другой язык, другие правила. Чтобы люди верно понимали друг друга, устанавливают правила, которым учат в школе.
— Так в каждой деревне свои правила. Только их не все записали ишшо. Нужно говорить просто. И лишь то, что думаешь. И тольки правду. Тогда все верно всё поймуть. Правдивые да умные слова разъяснять не надо.
— А ты Ленина почитай. Поймешь ты там что-либо?
— Сразу скажу, не читамши: как и ты — ничегоньки!
— Ну вот. Значит, надо все же разъяснять умные слова!
— Да откуль ты взял, что они у него умные? Раз непонятные, стало быть, не шибко умные.
— Это у Ленина-то не умные? — искренне удивляется Карпо.
— А что же ён — божество, что ль? Ну, в чем таком его большой ум?
— Да революцию сделал! Ты себе представляешь, что это такое?
— Дурное дело — не хитрое, — пренебрежительно бросает дед Гордей.
Карпо замолкает, делая вид, что завозился с удочкой. Другие тоже молчат, будто все их внимание сосредоточено исключительно на поплавках, крючках да наживках. Третьи начинают говорить на совершенно иные темы, словно вовсе и не слышали дедовых крамольных слов.
Закурив последнюю папиросу из своего запаса, дед Гордей смял пустую пачку, положил на камень и поджег. Он всегда сжигал отбросы, которые могли гореть. Не любил старик оставлять после себя мусор. Перекинув удочки, дед полез было снова в карман за папиросами, да вспомнил, что там пусто, как у нищего в кошельке.
— У кого часы ёсць? Скольки врэмя там?
— Без пяти два уже, — отозвался пенсионер Фомич.
— Ох, янатить твою в кочерыгу! — мягко ругнулся дед. — Бабка-то моя тольки посля четырех прийдёть, а курить — ничегошеньки.
Дед явно рассчитывал на то, что кто-нибудь из рыбаков проявит сочувствие и угостит папиросой, сигаретой или щепотью махорки, но все безучастно молчали. Дед бесцельно порылся в вещмешке, а потом принялся гладить Рушая, изнемогавшего от жары. Пес, высунув язык, часто дышал и сочувственно смотрел на своего хозяина, но помочь ничем не мог. Наконец дед не выдержал.
— Фомич, а Фомич?
Фомич хитро ухмыльнулся.
— Чего тебе, дед Гордей?
— Сигареткой не угостишь, а?
Рыбаки, перемигиваясь, с интересом наблюдали за собеседниками.
— Угостить-то можно, но что я взамен получу?
— Да чё с меня взять-то? Весь наружи — гол, как сокол. А Бог вялить пополам дялить.
— Ну, хоть расскажи что-нибудь.
— Сперва угости, тогда и расскажу что, можеть, любопытное.
Фомич достал пачку «Памира», вынул сигарету и протянул деду. Тот тут же ловким движением положил ее за ухо и снова протянул руку.