Сказав это, Флип тщательно завернул лист и положил его в карман, твердо решив принести провизию назад. Затем он разделся и, закрепив одежду на голове, вошел в реку.
Вода оказалась прохладной. Купание доставило Флипу удовольствие. Несколько взмахов руками, и он достиг правого берега. Немного постояв на песчаном пляже, чтобы обсохнуть, моряк оделся и вновь пустился в дорогу. Ему удалось взобраться на вершину утеса, который в этом месте достигал трехсот футов в высоту.
Флип бросил взгляд на море. Оно оставалось по-прежнему пустынным. Берег к северо-западу описывал кривую, вроде той, что протянулась под рекой. Таким образом, образовывалась своего рода бухта периметром от двух до трех лье. Река впадала в море в центре бухты. На самом деле это был незащищенный[133] рейд, глубоко вдававшийся в побережье. Что касается утеса, то на протяжении двух-трех миль его вершина закончилась плоскогорьем, которое внезапно обрывалось. И не существовало никакой возможности узнать, что таится в пропасти.
На восточном краю плато, то есть в стороне противоположной морю, располагался огромный зеленый массив. Это были леса, покрывавшие передовые отроги центрального пика. За ними ввысь уходил гребень мощных контрфорсов, которые затем образовывали еще одну гору. Открывался восхитительный вид: земля, покрытая лесами и лужайками, резко контрастировала своим плодородием с южным районом — иссушенным, диким и унылым!
«О! — думал Флип. — Здесь можно было бы счастливо жить! Такая маленькая колония, как наша, должна была бы здесь процветать! Несколько инструментов, огонь — и я сумел бы обеспечить ей будущее!»
Флип бодро шагал, погрузившись в мечты. Он внимательно изучал окрестности, однако с утеса не спускался. Через час моряк дошел до места, где утес резко обрывался. Утес образовывал здесь мыс, который с севера прикрывал бухту. Отсюда побережье немного поворачивало на восток, превращаясь в острый выступ.
Под утесом, приблизительно в двухстах футах, почва казалась болотистой. Он решил, что там огромное, длиной и шириной в одно лье, болото с обширными заводями стоячей воды. Моряк пошел вперед, следуя причудливым изгибам береговой линии, мимо дюн, грядой вытянувшихся с севера на юг в четырех-пяти сотнях футов от моря.
Флип решил не огибать болота и не слишком углубляться внутрь. Он хотел пройти по песчаной окраине. Каменная осыпь позволила ему без труда добраться до подножия утеса.
Оно было сложено глинисто-кремнистым илом, смешанным с многочисленными растительными остатками. Всюду росли нитчатки[134], тростник, осока, буйная трава. Многочисленные лужи блестели под солнечными лучами. Ни обильные дожди, ни выведенная внезапным паводком из берегов река не могла образовать эти водоемы. Логично было предположить, что болотца подпитывались подземными водами. Так оно и было на самом деле.
Над водяными травами, над поверхностью стоячей воды порхали бесчисленные птицы. Очутись здесь охотник, он ни разу не промахнулся бы. Дикие утки, шилохвости, утки-мандаринки, бекасы жили здесь целыми стаями. Пернатые совершенно не боялись человека и позволяли близко подходить к себе. Флип мог бы их убить камнем!
Но только зачем? Зачем напрасно губить этих симпатичных представителей водной фауны? Моряк отвернулся и поспешил по узкой тропинке к морю, шаря палкой в траве по краям воды, чтобы избежать неприятных падений на илистой почве. Он устал и теперь уже не мог идти так быстро.
Через три с половиной часа Флип достиг западной оконечности болота. Его взору открылась удобная дорога, пролегавшая между дюнами и морем. Дорога была сложена мелким песком, усыпанным раковинами, но твердым под ногами. Флип зашагал быстрее, щелкая на ходу орешки и утоляя жажду из ручьев, отдававших почве избыток болотной влаги. В этой части побережья не было скал и, следовательно, литодом и других съедобных моллюсков, которыми привык питаться Флип. Однако моряк обладал умом и желудком философа и прекрасно умел обходиться без того, чем не располагал.
Флип продолжал двигаться на север. Что надеялся он увидеть на этих пустынных берегах? Хижины местных жителей, обломки кораблей, какие-либо полезные предметы? Нет. Правда заключалась в том, что отважный моряк, приунывший вопреки собственной воле, шел машинально, не имея ни цели, ни обдуманного плана действий.
Так он преодолел несколько миль. Пейзаж нисколько не изменился. С одной стороны по-прежнему простиралось море, с другой — болотистая равнина. Ни единого признака, ни одного намека, что природа вскоре станет другой. Но что же заставляло Флипа продолжать поиски? Зачем он буквально изнурял себя бесполезными исследованиями? Неужели думал, что позже встретит то, что до сих пор не нашел?