И вот социал-демократия взялась за это несознательное, стихийное и неорганизованное движение. Она старалась развить сознание рабочих, старалась объединить разрозненную и распыленную борьбу отдельных групп рабочих против отдельных хозяев, слить их в общую классовую борьбу, чтобы это была борьба русского рабочего класса против класса угнетателей России, стараясь придать этой борьбе организованный характер.
На первых порах социал-демократия не могла распространить свою деятельность в рабочей массе, ввиду чего она довольствовалась работой в пропагандистских и агитационных кружках. Единственной формой ее работы были тогда занятия в кружках. Целью этих кружков было создать среди самих рабочих такую группу, которая в дальнейшем руководила бы движением. Поэтому эти кружки составлялись из передовых рабочих, - лишь избранные рабочие имели возможность заниматься в кружках.
Но скоро прошел период кружков. Социал-демократия вскоре почувствовала потребность выйти из тесных рамок кружков и распространить свое влияние на широкую рабочую массу. Этому способствовали и внешние условия, В это время стихийное движение особенно поднялось среди рабочих. Кто из вас не помнит тот год, когда почти весь Тифлис был охвачен этим стихийным движением? Неорганизованные забастовки на табачных фабриках и в железнодорожных мастерских следовали одна за другой. У нас это было в 1897-1898 годах, а в России - несколько раньше. Необходимо было во-время притти на помощь, и социал-демократия поспешила со своей помощью. Началась борьба за сокращение рабочего дня, за отмену штрафов, за повышение заработной платы и т.д. Социал-демократия хорошо знала, что развитие рабочего движения не ограничивалось этими мелкими требованиями, что целью движения являлись не эти требования, что это лишь средство для достижения цели. Пусть эти требования мелки, пусть сами рабочие отдельных городов и районов сегодня борются разрозненно, - сама эта борьба научит рабочих, что полная победа будет достигнута лишь тогда, когда весь рабочий класс пойдет на штурм своего врага как единая, крепкая, организованная сила. Эта же борьба покажет рабочим, что они помимо своего прямого врага - капиталиста - имеют другого, еще более неусыпного врага - организованную силу всего буржуазного класса, нынешнее капиталистическое государство со своим войском, судом, полицией, тюрьмами, жандармерией. Если даже в Западной Европе малейшая попытка рабочего улучшить свое положение наталкивается на буржуазную власть, если в Западной Европе, где уже завоеваны человеческие права, рабочему приходится вести прямую борьбу с властью, - тем более рабочий России в своем движении обязательно столкнется с самодержавной властью, которая является неусыпным врагом всякого рабочего движения не только потому, что эта власть защищает капиталистов, но и потому, что как самодержавная власть она не может мириться с самодеятельностью общественных классов, в особенности же с самодеятельностью такого класса, как рабочий класс - угнетенный и забитый больше других классов. Так понимала российская социал-демократия ход движения и все свои усилия употребляла на распространение этих идей среди рабочих. В этом была ее сила и этим объясняется ее великое и победоносное развитие с первого же дня, что показала грандиозная забастовка рабочих петербургских ткацких фабрик в 1896 году.
Но первые победы сбили с толку и вскружили голову некоторым слабым людям. Как некогда утопические социалисты обращали внимание лишь на конечную цель и, ослепленные ею, совершенно не замечали или отрицали реальное рабочее движение, развертывавшееся на их глазах, так некоторые русские социал-демократы, наоборот, все свое внимание уделяли лишь стихийному рабочему движению, его повседневным нуждам. Тогда (пять лет назад) классовое сознание русских рабочих было очень низко. Русский рабочий только-только просыпался от векового сна, и его глаза, привыкшие к темноте, конечно, не замечали всего происходящего в том мире, который открылся ему впервые. У него не было больших потребностей, и его требования не были велики. Русский рабочий еще не шел дальше незначительного увеличения заработной платы или сокращения рабочего времени. О том, что необходимо изменить существующий строй, что нужно уничтожить частную собственность, что необходимо организовать социалистический строй, - обо всем этом русская рабочая масса и представления не имела. Она мало решалась думать также об уничтожении того рабства, в котором прозябает весь русский народ при самодержавной власти, думать о свободе народа, об участии народа в управлении государством. И вот в то время как одна часть российской социал-демократии считала своим долгом внести в рабочее движение своп социалистические идеи, другая ее часть, увлеченная экономической борьбой, борьбой за частичное улучшение положения рабочих (как, например, сокращение рабочего времени и повышение заработной платы),- готова была совершенно забыть свой великий долг, свои великие идеалы.
Как и их западноевропейские единомышленники (так называемые бернштейнианцы), они говорили: “Для нас движение - все, конечная цель - ничто”. Их совершенно не интересовало, для чего борется рабочий класс, - лишь бы была сама борьба. Развилась так называемая грошовая политика. Дело дошло до того, что в один прекрасный день петербургская газета “Рабочая Мысль” объявила: “Наша политическая программа - 10-часовой рабочий день, восстановление праздников, отнятых законом 2 июня” (!!!)* .
Вместо того, чтобы руководить стихийным движением, внедрить в массу социал-демократические идеалы и направить ее к нашей конечной цели, эта часть русских социал-демократов превратилась в слепое орудие самого движения; она слепо следовала за недостаточно развитой частью рабочих и ограничивалась формулированием тех нужд, тех потребностей, которые были осознаны в тот момент рабочей массой. Одним словом, она стояла и стучалась в открытую дверь, не смея войти в самый дом. Она оказалась неспособной разъяснить рабочей массе конечную цель - социализм или хотя бы ближайшую цель - свержение самодержавия, и, что еще более печально, все это она считала бесполезным и даже вредным. Она смотрела на русского рабочего, как на ребенка и боялась запугать его такими смелыми идеями. И даже помимо этого, по мнению некоторой части социал-демократии, для социализма не требуется никакой революционной борьбы: необходима лишь экономическая борьба - стачки и профессиональные союзы, потребительские и производственные общества) - и социализм уже готов. Она считала ошибкой учение старой международной социал-демократии, доказывающей, что, пока политическая власть не перейдет в руки пролетариата (диктатура пролетариата), невозможно изменение существующего строя, невозможно полное освобождение рабочих. По ее мнению, социализм сам но себе ничего нового не представляет и, собственно говоря, не отличается от существующего капиталистического строя* социализм легко вместится и в существующий строй, и каждый профессиональный союз, даже потребительская лавочка или производственное общество является уже “частью социализма”,- говорили они. И вот таким нелепым потопам пнем старой одежды они думали сшить новую одежду страждущему человечеству! Но печальнее всего и само по себе непонятно для революционеров то обстоятельство, что эта часть русских социал-демократов до того расширила учение своих западноевропейских учителей (Бернштейн и Ко), что бесстыдно заявляет: политическая свобода (свобода стачек, союзов, слова и т. д.) совместима с царизмом) и поэтому особая политическая борьба, борьба за свержение самодержавия, является совершенно излишней, ибо для достижения цели достаточно, оказывается, одной экономической борьбы, достаточно) чтобы стачки происходили почаще, вопреки запрещению власти, и тогда власть устанет наказывать стачечников, и свобода стачек и собраний придет сама своим ходом.