Наивные люди! Революционера Камкова, кадета Авксентьева и “расплывчатого” Чернова они, после ряда неудач, хотят ещё раз впрячь в одну телегу1
Пора, товарищи-солдаты, понять, что партии эсеров нет больше,— есть только “расплывчатая” масса, одна часть которой запуталась в савинковщине, другая —осталась в рядах революционеров, а третья — беспомощно топчется на месте, покрывая на деле савинковцев.
Пора понять это и бросить попытки объединить необъединимое...
В своей газете “Общее Дело” сегодня Бурцев пишет:
“Теперь уверенно можно сказать: никакого корниловского заговора не было! На самом деле было совершенно иное: был договор правительства с ген. Корниловым о борьбе с большевиками} То, о чём представители правительства договаривались с ген. Корниловым,— борьба с большевиками,— было заветной мечтой представителей различных партий: и демократических и социалистических. До самого злосчастного 26 августа все они смотрели на ген. Корнилова, как на своего спасителя от надвигавшейся большевистской опасности”.
Не “заговор”, а “договор” — пишет курсивом Бурцев.
Он прав. Он безусловно прав в данном случае. Был заключён договор об организации заговора против большевиков, т. е. против рабочего класса, против революционной армии и крестьянства, — был договор о заговоре против революции!
На это мы указываем с первых же дней корниловского мятежа, об этом говорят десятки и сотни фактов, в этом не оставляют никакого сомнения никем не опровергнутые разоблачения.
И все-таки заговорщики стоят у власти или около власти. И все-таки игра продолжается, игра в следствие, игра “в революцию”...
Коалиция с заговорщиками, правительство заговора - вот чем, оказывается, наградили рабочих и солдат гг. оборонцы!
“Рабочий Путь” № 23,
29 сентября 1917 г.
Статья без подписи.
ОТКЛИКИ
О продовольственном кризисе в городах говорят теперь все. Призраки “костлявой руки” голода носятся над городами. Но никто не хочет признать, что голод подобрался и к деревне. Никто не хочет понять, что именно на почве голода разыгрывается теперь добрая половина “аграрных беспорядков” и “погромов”. Вот письмо крестьянина об аграрных “беспорядках”:
“Хочу просить вас разъяснить нам, “тёмным людям, крестьянам”,— отчего погромы? Вы думаете, что это всё делают хулиганы и бродяги и пьяные оборванцы, но вы немного ошибаетесь. Это не бродяги и не оборванцы,— а опьянённые от голода люди. Так, например, я пишу про Муромский уезд, Арефинскую волость. Нас здесь хотят уморить голодом. Выдают нам пять фунтов в месяц муки на одного человека. Поймите вы и войдите в наше положение. Как тут жить? Тут не только что громят пьяные от вина, но мы сами с “голоду пьяные”” (см. “Биржёвку”).
Шавки буржуазной подворотни из “Дня” и “Русской Воли” неустанно тявкают о богатстве деревни, о достатках мужика и пр. Между тем факты неопровержимо говорят о голоде и истощении деревни, о цынге и прочих болезнях, возникающих на почве голода. И чем дальше вперёд, тем тяжелее становится деревне, ибо правительство Керенского — Коновалова вместо хлеба готовит деревне новые карательные экспедиции, а наступающая зима обещает мужику новые, ещё более тяжкие испытания.
Тот же крестьянин пишет:
“Наступает скоро зима, реки замёрзнут, и тогда нам придется умереть с голоду. Станция железной дороги от нас далека. Выйдем мы на улицы искать хлеба. Как нас не называйте, но голод заставляет нас это сделать” (“Биржёвка”).
Такова красноречивая повесть крестьянина.
Соглашатели из эсеров и меньшевиков трубили о всеспасающей силе коалиции и коалиционного правительства. Теперь у нас есть и “коалиция” и “коалиционное” правительство. Спрашивается:
Где же всеспасающая сила этого правительства?
Что ещё может оно дать голодающей деревне, кроме карательных экспедиций?
Чувствуют ли господа соглашатели, что бесхитростное письмо крестьянина несёт смертный приговор их коалиционной стряпне?
Ещё более тяжёлым испытаниям подвергаются фабричные районы. Голод, не первый гость фабричного населения, теперь особенно свирепствует здесь. Россия, вывозившая ежегодно хлеба до войны 400—500 миллионов пудов, теперь, во время войны, оказывается не в состоянии прокормить своих же рабочих. На фабриках работы останавливаются, рабочие бегут с работы из-за того, что нет хлеба, нет продовольствия в фабричных районах.