Жан показывается справа; он точит свою бритву на ремне, который держит зубами и левой рукой; он с удовольствием прислушивается к разговору и время от времени одобрительно кивает головой.
Юлия еще быстрее. — Там-то мы снимем отель — я буду сидеть за кассой, а Жан будет стоять и встречать приезжих — выходить и делать закупки… писать письма. Вот это будет жизнь, ты можешь мне поверить — то свистит поезд, то приходит омнибус, звонят то в отеле, то в ресторане — потом я буду писать счета — и не буду щадить карманы наших посетителей. — Ты не можешь себе представить, как дрожат путешественники когда приходится платить по счетам! А ты, ты сидишь хозяйкой в кухне. Конечно, тебе не нужно будет стоять самой у плиты — ты будешь красиво и нарядно одета, когда тебе придется показываться людям — а с твоею наружностью — да, я не хочу тебе льстить — но в один прекрасный день ты можешь выйти за муж! за какого-нибудь богатого англичанина; видишь ли, мужчин так легко говорит медленнее поймать — и тогда мы будем богаты — и выстроим себе виллу на Комовом озере — там, конечно, иногда идет дождь, — но всё более пониженным тоном по временам светит и солнце — хотя довольно туманно — и, затем, затем — мы можем опять уехать обратно и вернуться домой — пауза, — сюда, — или куда-нибудь в другое место.
Кристина. Послушайте! Сами вы верите в то, что говорите?
Юлия уничтоженная. Верю ли я сама?
Кристина. Да!
Юлия устало. Не знаю; я больше ни во что не верю. Падает на скамью и кладет голову на руки на столе. Ни во что! Решительно ни во что!
Кристина поворачивается налево, где стоит Жан. Отлично! Так ты в самом деле думал бежать!
Жан смущенно, кладя на стол бритву. Бежать! Слишком сильно сказано! Ты ведь слышала план графини, и хотя она очень устала после бессонной ночи, тем не менее план этот очень легко привести в исполнение.
Кристина. Послушай-ка, любезный! Так ты действительно был такого мнения, что я должна быть кухаркой у этой…
Жан резко. Будь так добра и употребляй более приличные выражения, когда ты говоришь пред твоей госпожой! Понимаешь?
Кристина. Госпоже?
Жан. Да!
Кристина. Нет, вы послушайте, вы только, послушайте!
Жан. Нет, послушай ты! Это будет тебе очень полезно, и придержи язык за зубами! Фрёкен Юлия — твоя госпожа, и ты ее теперь презираешь, ты должна, презирать значит, и самое себя!
Кристина. Я всегда настолько уважала себя…
Жан. Что считаешь себя вправе презирать других!
Кристина. — что я никогда не опускалась ниже моего положения. Попробуй кто-нибудь сказать, что у графской кухарки было что-нибудь со скотником или с пастухом. Ну-ка, пусть кто попробует!
Жан. Да, на твое счастье, ты имела дело с более приличным человеком!
Кристина. Более приличным… который продавал, из конюшни графский овес.
Жан. А что же ты молчишь про то, как получала проценты из овощной лавки и брала взятки от мясника!
Кристина. Что?!
Жан. И ты не считаешь более нужным уважать свою госпожу! Ты, ты, ты!
Кристина. Пойдем-ка теперь в церковь! После твоих деяний хорошая проповедь будет тебе очень полезна!
Жан. Нет, я сегодня не пойду в церковь; ты можешь идти одна и каяться в своих грехах.
Кристина. Да, я так и сделаю, и надеюсь получить прощение не только для себя, но и для тебя! Спаситель страдал и умер на кресте за все наши грехи, и когда мы с верой и раскаянием идем к нему, то он принимает все наши вины на себя.
Юлия, Веришь ты в это, Кристина?
Кристина. Это — моя живая вера; это моя детская вера, которую я сохранила с ранней юности, Фрёкен. А где грех велик, там и милость Господня беспредельна.
Юлия. Ах, если бы у меня была твоя вера! Если бы я…
Кристина. Ну, видите ли, взаймы её не возьмешь, без особой милости Божьей, и не всем дано снискать ее…
Юлия. Кому же она дается?
Кристина. Это великая тайна Божьей милости; и Господь не разбирает людей, а только первые должны быть последними.