Но ведь ваш бойкот оказался совсем бесполезной и бессильной вещью! кричат нам со всех сторон кадеты. Рабочие, которые хотели посрамить Думу и нас, кадетов, своим примером бойкота, – рабочие, которые выбрали чучело в Думу, ошиблись самым явным образом! Дума будет не чучельная, а кадетская!
Полноте, господа! Вы наивны или прикидываетесь наивными. Если Дума будет кадетская, ситуация получится иная, но все же Дума будет чучелом. Рабочими руководил замечательно чуткий классовый инстинкт, когда они своей бесподобной демонстрацией с выборами чучела символизировали будущую. Думу, предостерегали доверчивый народ, снимали с себя ответственность за игру в чучела.
Вы не понимаете этого? Позвольте, мы поясним вам.
II. Социально-политическое значение первых выборов
Первые политические выборы в России имеют очень крупное политическое и социальное значение. Но кадеты, упоенные своей победой и погрязшие целиком в конституционных иллюзиях, совершенно не способны понять действительное значение этих выборов.
Прежде всего, рассмотрим, какие классовые элементы группируются вокруг кадетов. Выборы дают по этому вопросу чрезвычайно поучительный и ценный материал, который еще далеко-далеко не полон. Кое-что, однако, уже намечается и заслуживает особенного внимания. Вот итоги данных о выборщиках по 18 марта (т. е. до петербургских выборов), заимствуемые нами из «Русских Ведомостей»:
* К левым мы отнесли – с.-д. (2), кадетов (304), партию демократических реформ (4), прогресс, напр. (59), умеренных либералов (17), союз равноправия евр. (3) и польск. нац. (7). К правым – октябристов (124), торг.-пром. партию (51), конст.-монарх. (7), партию прав, порядка (5), правых (49), монархистов (54).
Как ни скудны еще эти данные, из них видно, однако (и петербургские выборы лишь усиливают такой вывод), что русское освободительное движение вообще, партия кадетов в частности, переживает некоторый социальный сдвиг. Центр тяжести этого движения более перемещается к городам. Движение демократизируется. Выдвигается городской обыватель из «мелкоты».
Среди землевладельцев преобладают правые (если допустить, что беспартийные делятся пополам между левыми и правыми, – предположение, которое грешит скорее, вероятно, излишним пессимизмом, чем оптимизмом). Среди городских избирателей – несравненно более сильное преобладание левых.
Помещик ушел от кадетов в Союз 17 октября и т. п. партии. Зато мелкая буржуазия, по крайней мере городская (о сельской данных еще нет, да и труднее будет до Думы добыть такие данные), выступает явно на политическую арену, поворачивает явно к демократизму. Если в буржуазно-освободительном (и «освобожденском») движении земских съездов преобладали помещики, то теперь крестьянские восстания и октябрьская революция отбросили большую часть их решительно на сторону контрреволюции. Партия кадетов остается двойственной – в ней мы видим и городскую мелкую буржуазию, и либеральных помещиков, – но последние, по-видимому, составляют уже меньшинство в партии. Мелкобуржуазная демократия преобладает.
С большой вероятностью, почти с достоверностью, мы можем, следовательно, сделать два следующие вывода: во-1-х, мелкая буржуазия формируется политически и выступает определенно против правительства; во-2-х, партия к.-д. становится «парламентской» партией мелкобуржуазной демократии.
Эти выводы не совпадают один с другим, как могло бы показаться на первый взгляд. Второй вывод гораздо уже первого, ибо к.-д. охватывают не все мелкобуржуазные демократические элементы, будучи кроме того только «парламентской» (т. е., разумеется, квазипарламентской, игрушечно-парламентской) партией. Насчет значения, напр., петербургских выборов поразительно сходятся все свидетельства, – начиная от бойкой и радикальничающей «Руси», продолжая г. Набоковым, членом ЦК кадетов и кандидатом в Думу, и кончая «Новым Временем», – сходятся в том, что это были, собственно, не столько голосования за кадетов, сколько голосования против правительства. Кадетам победа досталась в значительной степени лишь потому, что они оказались (благодаря Дурново и Ко) самой левой партией. Действительно левые партии были устранены насилием, арестами, бойнями, избирательным законом и т. д. Все недовольные, раздраженные, озлобленные, неопределенно-революционные элементы силой вещей, логикой выборной борьбы, вынуждены были сплотиться вокруг кадетов[51]. То соединение всех прогрессивных выборщиков заодно с кадетами, которое мы произвели в вышеприведенной табличке, произошло и на самом деле. Боролись, в сущности, две крупные силы: за правительство (контрреволюционный помещик, капиталист и озверелый чиновник) и против правительства (либеральный помещик, мелкая буржуазия и всякие неопределенные элементы революционной демократии). Что элементы, стоящие левее кадетов, отдавали им свои голоса, это несомненно из общей картины петербургских[52] выборов, это подтверждают и прямые показания многочисленных свидетелей (подача голоса «простонародьем» за «свободу» и пр., и т. п.), это видно косвенным образом и из повального перехода в кадетский лагерь демократической печати, немножечко более левой, чем печать кадетская. Следовательно, если ядро теперешней кадетской партии составляют, несомненно, люди, наверное не годные ни на что путное, кроме игрушечно-парламентского краснобайства, то этого никак нельзя сказать про всю массу мелкобуржуазных избирателей, голосовавших за кадетов. «С нами, в сущности, произошло то же, что происходит в Германии на выборах с социал-демократами, – сказал один кадет репортеру кадетской (или полукадетской) «Нашей Жизни» (№ 401, 23 марта), – за них многие голосуют за то, что они самая оппозиционная партия по отношению к правительству».
51
«Молва», 22 марта: «Ни для кого не секрет, что от этой Думы творческой работы не ждут, и кадетов туда посылают во множестве люди, не согласные с их программой, лишь возлагая на них святое дело и огромный труд расчистки многолетней грязи в авгиевых конюшнях наших, сиречь в правительстве».
52
Петербургские выборы, давшие все 160 мест кадетам, только с особенной отчетливостью вскрыли то, что намечалось и намечается в выборах по целому ряду других мест. В этом все значение питерских выборов.