Из самой пещеры текла торопливая речка. («Шульган, — сказал Саша, — это она, работая тысячи лет под землей, соорудила пещеру».)
Прощально, словно бледная занавеска, мелькнул за спиною рассеянный солнечный свет, и в темноте мы сразу притихли. Сашин фонарь выхватывал глыбы острых и скользких камней, под ногами блестела жидкая глина, в подставленную ладонь сверху падали частые капли воды. Помогая себе руками, мы едва поспевали за Сашей. Лучик света от фонаря то упирался в нависающий каменный потолок, то терялся в пространстве, не достигая высокого свода. Подобно тому как речка имеет то узкое русло, то широкие плесы, пустота под землей то тянется коридором, то образует вдруг необъятную гулкую полость.
— Зал Хаоса… — Луч фонаря обегает громадные глыбы камней. Мы говорим «да…» и Саша, довольный произведенным эффектом, ведет нас дальше. Залов в пещере много: Арочный зал, Бриллиантовый, Хрустальный, Радужный, Водопадный. За два часа путешествия обойти их все невозможно. И нам остается лишь позавидовать тем, кто неспешно обошел все чертоги и имеет полное представление о пещере.
Однако и за два часа увидели мы немало.
Увидели толщи знаменитых сталактитов и сталагмитов, увидели кружевные натеки кальцита на сводах пещеры, увидели стены, по которым блестящим холстом струилась вода, мы подымались по шатким металлическим лестницам круто вверх, на третий этаж пещеры. В каком-то месте, притихнув, слушали, как в тишине подземелья с секундной точностью со свода вниз падали капли воды.
Главной точкой всего маршрута был зал Рисунков. Тут Саша дал волю своему красноречию, призывая представить, как многие тысячи лет назад «вот тут примерно, на этом вот камне, сидел первобытный художник в звериных шкурах и охрой на этой вот стенке рисовал волновавшие его образы… Вот видите лошадь?» Луч фонаря уперся в плоскую стену, но дробное освещение и блестки натеков мешали увидеть знаменитую, широко известную теперь лошадь. «Да вот же она!» Взглядом следя за указкой, мы увидели лошадь. И теперь она, уже не теряясь, стояла перед глазами, красноватая, слегка размытая в очертаньях, подернутая налетом солей, лошадь времен, называемых в истории людей палеолитом. Рядом с лошадью в «каменном эрмитаже» сквозь корку натеков проглядывали очертания мамонта, носорога и отдельно еще — головы этих животных. Всего семь рисунков, ценность которых определяется очень коротко — «они бесценны».
Обратный наш путь был более скорым, хотя по пещере быстро ходить опасно. На солнечный свет мы вылезли перепачканные глиной, слегка намокшие, с небольшими ушибами, но, конечно, счастливые. И Саше, запиравшему входы, я сказал откровенно, что вполне понимаю ребят, которые осаждают пещеру, и не строго бы их судил.
— Я тоже их понимаю, но так вот случилось, есть указание: стоп, и ни шагу! Кроме замков, говорят, надо еще и пломбы…
Это не была нора… Это был громадный торжественный вход.
* * *
Капова пещера на Южном Урале — одна из самых известных и знаменитых в нашей стране.
Название грандиозному подземелью дали наросты кальцита, очень схожие с капом древесным. Но не менее интересно и другое предположение: пещера для древних охотников была убежищем и святилищем — капищем.
Местные люди, живущие на реке Белой, знают пещеру тысячи лет. В книжное описание она попала в 1760 году после обследования ее Петром Рычковым (журнал «Ежемесячные сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие»). С тех пор интерес к пещере не ослабевает. Для «пользы и увеселения» ее посещают ученые и любознательные люди, местные жители показывают ее приезжающим как угощение.
Более двух столетий подземелье измерялось, исследовалось, описывалось. Издано много книг и статей о пещере, маршруты к пещере и по пещере входят в туристские путеводители. Однако поныне не все известно о подземелье. В 1959 году в пещере были открыты никем до того не замеченные рисунки людей каменного века. Рисунки стали сенсацией в археологии. Считалось, что только в Европе (во Франции и Испании) есть подобные памятники древнейшей культуры людей.
Оказалось, пещерные люди «умели рисовать» также и на Урале.
Подземный «эрмитаж» сделал пещеру еще более привлекательной. По реке Белой в последние двадцать лет утвердился один из самых популярных в нашей стране туристских маршрутов. Пещера на этом пути стала главным местом паломничества. И возникло, естественно, беспокойство за судьбу и пещеры, и прилегающей к ней живописной природы.
Законами РСФСР и Башкирской автономной республики пещера и примыкающий к ней район были объявлены заповедными. Посещение подземелья попытались кое-как упорядочить.
А в Уфе родился проект создать близ пещеры туристский комплекс (бетонированная дорога, энергетическая линия, площадка для вертолетов, стадион, гостиница, хозяйственные постройки, иллюминация подземелья). Проект дорогостоящего предприятия, можно предположить, рождался под впечатлением коммерческого успеха кавказской Ново-Афонской пещеры (билеты продаются на многие дни вперед).
Воплощение уже сделанного проекта в бетон и камень, однако, затормозилось по той причине, что даже только по Белой идущий туристский поток стал «размывать» уникальные ценности подземелья — колят и уносят на память тысячелетние натеки солей; на камнях запестрели надписи и рисунки, от которых в негодование приходят не археологи только. Что касается древних бесценных рисунков (им 40 тысяч лет!), то возникла угроза их быстрой утраты. Нарушение светового и температурного режимов при массовых посещениях, а также акты прямого варварства всполошили комиссию археологов. Она потребовала закрыть пещеру. Пещеру закрыли, выделив Башкирскому заповеднику штат охраны из четырех человек.
И вот уже четыре сезона длится изнурительная война — туристы ведут осаду; заповедник, изнемогая, обороняет пещеру. И все жалуются: туристы — на охрану, охрана — на туристов, ученые — на туристов и на охрану. И вместе с тем оживился как будто уфимский проект — провести к пещере дорогу и сделать большое туристское стойбище прямо у подземелья. «Мы не знаем, как лучше выйти из положения, — признались в Москве в управлении заповедников.
— Очень просим: посмотрите на месте и скажите свое сужденье».
* * *
Разумное разрешение запутанных сложностей, разумеется, существует. И сделать все можно с учетом всех заинтересованных сторон.
Первое, от чего надо бы уберечься, — от добавочного усложнения проблемы. Усложнения эти таит уфимский проект. Зачем нужен еще один туристский канал к заповеданной территории, если даже один существующий (по реке Белой) создал ситуацию кризиса?
В начале 70-х годов имела хождение мысль, что заповедники, мол, надо «открыть для людей».
Что из этого вышло, сейчас в обсуждении не нуждается. Масса туристов и экскурсантов любой заповедник способны обратить если и не в пустыню, то в нечто такое, что заповедником называть уже невозможно. Исправлять такие ошибки — дело нелегкое. Я помню, сколько сил потратил Окский государственный заповедник для ликвидации базы туристов, которую он опрометчиво приютил у своей территории. Шум, мусор, постоянные нарушения всех режимов охраны природы… Бороться с этим — выше сил и возможностей заповедника. Выход был только один — ликвидировать базу. Но попробуй ее ликвидировать, если она построена, если вложены средства, если существование базы значится в сотнях разных бумаг. Пришлось написать многие ходатайства (я принимал в том участие), заповедник пошел на выплату крупной суммы отступных денег, прежде чем очаг разрушения заповедности был ликвидирован. Зачем же создавать такой же очаг у Башкирского заповедника, у самой его жемчужины, справедливо названной бесценным памятником природы?
Составлявшие проект базы, разумеется, позаботились, чтобы деньги, запроектированные для строительства, не только окупились, но чтобы пещера стала доходным местом. Но какой ценой этого можно достигнуть? Максимальным искусственным привлечением людей! Иллюминация пещеры, превращение ее в сугубо зрелищное место дали бы, наверно, какие-то деньги. Новое это дело? Нет. В Соединенных Штатах я опускался в две такие пещеры. Скажу откровенно: толпы людей у входа, торопливое, рассчитанное по минутам пребывание многочисленных групп под землей и пресловутая иллюминация (Малиновый грот, Голубой, Золотой) оставили ощущение дешевого пошловатого балагана. Природы никто там не видел.