Соломин слез с БТРа и, закинув руки за спину, стал ждать.
Крики деда ещё больше переполошили аул, и на выгон стали подтягиваться жители, со страхом наблюдавшие за происходящим.
Соломин бросил окурок и затоптал его нагой.
– Кто такие?!– прокричал он ещё издалека.
– Дед раненого в погребе прятал!
– Он не мог…
– Он…– оживилась толпа, но очередные выстрелы поверх голов заставили их замолчать.
– Всем молчать!– прокричал Соломин.– Устроили балаган, я вам…
Подошли солдаты.
Парня кинули на землю, а на деда наставили автоматы.
– Это старейшина, он…
– Я сказал молчать!
– А это его внук,– выкрикнул кто-то из толпы, правда, уже значительно тише.
– Внук, говорите,– прошептал Соломин и подошёл поближе.
– Ну-ка, внучок, повернись,– Соломин пнул Ахмеда и тот, застонав, перевернулся навзничь.
– Товарищ майор…
– Всем заткнуться!
Люди замолчали.
– Товарищ майор,– запричитал Рахид,– это мой единственный внук, он ни в чём не виноват.
– А дырку в руке он сам проколупал?
– К нам приходили…
– Дед Мороз и Снегурочка?
– К нам…
– Да мне насрать, кто к вам приходил! У него свежая огнестрельная рана, а это…
– Он никогда…– вышел из толпы какой-то дедушка, но Соломин осёк его на полуслове, наставив на него пистолет.
– Ещё шаг – убью.
– Я не… Я не…– хотел сказать что-то Ахмед, но не смог выговорить больше ни слова.
– «Я не… Я не»,– передразнил его Соломин,– сука.
– Он…
– Так, всем слушать меня! Вы, я вижу, по-хорошему совсем понимать перестали, ну что ж, сейчас будет по-плохому.
Соломин направил пистолет на Ахмеда.
– Мой внук…– Рахид кинулся к Соломину, но его оттолкнули.
Толпа тоже начала гудеть, но под дулами автоматов они не решались ничего делать.
– Ты, мразь, скольких наших перебил?! А?!
– Я никого, я…– сквозь наворачивающиеся слёзы шептал Ахмед.
– Час расплаты настал.
– Да что вы?!
– Как вы?!
– Стайкин!
Стайкин снова дал очередь поверх голов.
– Вот так теперь будет с каждым, кто будет плохо себя вести, ясно?!
Соломин осмотрел толпу выразительным взглядом и, резко нагнувшись, рывком повернул Ахмеда на живот, приставив пистолет к его затылку.
Солдаты стали держать его за руки.
Народ стал кричать что-то нечленораздельное, женщины заплакали и подняли руки к небу.
– Он не виноват, он не виноват…– кричал Рахид, пытаясь вырваться из цепких рук солдат.
Соломин покрепче сжал пистолет.
– Ты знаешь, за что умрёшь.
Выстрел прозвучал совершенно обыденно.
Ахмед затих.
Рахид взвыл и каким-то чудом вырвался из рук солдат, выхватив при этом у одного из них автомат.
– Сволочь!– сквозь слёзы прокричал он, но выстрелить так и не успел.
Соломин направил пистолет с Рахида на толпу.
– Вам всё ясно?!
Мужчины молчали, женщины плакали.
– По машинам!
Соломин залез на БТР и, кинув злобный взгляд на бездыханного Ахмеда, приказал трогать.
– Наливай.
– Угу,– Борька неуклюже мотнул головой и разлил самогон по стаканам.
Колян протянул Майору пачку «Примы».
– Ну, за что пьём?
– Как обычно, за всё хорошее.
Выпили.
– Что ж вы, ни одного тоста нормального не знаете?
– Как будто сам знаешь,– усмехнулся Майор.
– Не знаю,– вынужден был согласиться Колян.
– Я вот, когда в Чечне служил…
– О, вспомнила бабушка, как девочкой была.
– А что? Я всё помню.
– Всё, да?
– Всё, как будто вчера было.
– Ну-ну.
– Прям, можно подумать, сто лет прошло.
– Четыре года– это тоже немало.
– Но и не много, а тем более такие воспоминания,– Майор вздохнул и поставил стаканы в аккуратный рядок.
Колян нарезал сала.
– И долго ты там служил?
– Больше года, пока не подстрелили. А вообще-то,– Майор махнул рукой,– на хер всё это.
– Майор, Майор, что ж это ты…
– Давай, наливай.
– За то, чтобы такого больше не повторялось.
Выпили.
Майор взял кусочек сала и начал медленно его жевать.
– Хотя, вот не поверите, а тянет меня на войну. Сейчас-то уже не очень, а первые месяцы думал, с ума сойду.
– Чеченский синдром.
– Ох, Борька, умный.
– А то!
– Майор, вот ты мне объясни, вот всё… афганский синдром, чеченский синдром… Чем там лучше-то?
– Не поймёшь.
Борька и Колян кивнули.
– Я вот вам одно скажу,– решил продолжить Майор,– я, когда с войны пришёл, такое ощущение… такое ощущение…– он никак не мог подобрать нужных слов.
– Короче, Склифосовский.
– Борь, не перебивай.