– И ты бы умер за «людей»?
– Ну и что ты лыбишься?– обиделся Майор.– Я кровь и свою, и чужую ради этого проливал, к смерти я всегда был готов.
– Ну да, ты же…
– Вот именно. Ладно, разливай.
Борька налил и нарезал ещё сала.
– За всё хорошее.
Майор стал совсем уже хороший, на старых-то дрожжах. В таком состоянии он любил вспомнить войну, да и вообще каким он был раньше человеком.
– Эх,– вздохнул Майор и закурил,– не ради того люди сейчас живут, не ради того. Может я просто человек такой, коммунистической закалки, но…
– Это точно.
– Скажи ещё, что я не прав.
– Прав, конечно, прав.
– Ну вот. Вот скажи мне, Борька, чего стоит жизнь человека?
Борька молчал.
– А я скажу: ничего. А жизнь общества? Всего. Вот я, например, и сам ради всеобщего блага сдохну и убью, если надо будет.
– Да, люди требуют жертв.
– Не, Борька, не совсем. Не то, что требуют, просто порою жертвы действительно необходимы.
Затянулось молчание.
Борька в очередной раз налил стаканы.
– Давай.
Майор звучно выдохнул и осушил стакан.
– У-ух, у Голячихи брал?
– Ага.
– Это ты молодец, она говно не продаёт.
– Уж что-что, а места-то я знаю.
– Ещё бы ты не знал!– Майор засмеялся и, долго целясь, наконец, прикурил сигарету.
– Вот нормальный ты мужик, Майор,– Борька тоже был уже неплохой.– Молодец, я тебе прямо скажу, молодец.
– Служу России.
Борька засмеялся и тоже закурил.
– Ради России, ради русских людей, ради всеобщего блага я…
– Да понял я уже, понял.
– Понял?
– Угу.
– Я вот просто хочу тебе сказать…
В дверь позвонили.
– Кого это ты ждёшь?
– Да никого. Мож, Семёныч?
Позвонили ещё раз.
– Ща, ща.
Майор, пошатываясь, направился к двери.
Он неуклюже повернул ключ и открыл дверь.
– Буров, угрозыск,– он показал удостоверение.
– А что такое?
– Вы Соломин Владимр Степанович?
– Я, а что?
– Пройдёмте с нами.
– Ну, как он там?
Антипов сел за стол.
– Дежурный сказал, что ещё спит.
Буров усмехнулся.
– Не, ну это не дело, этак он и до следующего утра спать будет. Давай звони, пусть ведут, какой есть.
– Ты думаешь, он сейчас в состоянии?
– Да пора бы уж. Ты звони, звони.
Антипов снял трубку.
– Серёг, веди нашего спящего красавца.
– Я так и думал, что алкаш какой-нибудь.
– Да уж, люди только на работу встают, а он уже хорош.
– Поразвелось…
– Хотя он майор, участник первой чеченской, в Афгане тоже бывал.
– А сейчас, видимо, спился, на гражданке-то.
– Да, судя по всему.
– Только ряды Российской армии позорит.
– И офицерства.
– Во-во.
В дверь постучали.
– Входи.
В кабинет вошёл сержант и Соломин, с наручниками на руках и помятым, небритым лицом.
– Сажай его.
– Серёг, если что, мы сейчас заняты.
– Ясно.
Сержант ушёл.
– Ну что, господин Соломин, может, сами всё расскажете?
Майор поднял голову и посмотрел на Бурова совершенно ничего непонимающим взглядом.
– Я что-то не понимаю…
– Не понимаешь, да?
– Не понимаю. О чём это ты?
– Не «ты», а «вы» – это, во-первых, а о чём, ты и так знаешь.
Соломин сделал ещё более удивлённое лицо.
– Ну, хорошо. Итак, вы, господин Соломин, обвиняетесь в убийстве и ограблении Тимофеевой Дарьи Васильевны.
– Чего?! В убийстве?
– И в ограблении.
Майор помотал головой.
– Что-то я вас совсем перестаю понимать.
– Ладно, значит, признаваться не хотим, ну хорошо, хорошо.
– Да в чём хоть признаваться-то?
– Во всём.
Антипов тоже решил принять участие в разговоре.
– Вы знали убитую?
– Как её?..
– Тимофеева, Даша.
Майор закрыл глаза, пытаясь вспомнить, где он слышал эту фамилию.
– Ах да, я с Борькой дня три-четыре назад балкон у Васьки Тимофеева стеклил, видел я там одну… Только как зовут – не знаю.
– И там услышали, когда она будет получать зарплату, так?
– Какую ещё зарплату?
– Да что ты…
– Где вы были вчера между одиннадцатью и двенадцатью?
– Дома спал.
– Свидетели есть?
– Нет, Борька с Семёнычем ушли ещё часов в десять, начало одиннадцатого.
– Пил в тот день?
– Пил.
– Ясно.
– Что ясно?– Соломин никак не мог понять, что вообще происходит.
– Всё.
– Да что хоть всё?
– Соломин, спокойнее.
– Ни хрена себе – «спокойнее»! Вы на меня тут убийство какое-то повесить хотите, а я молчать должен?
– А ты думал, сделал дело и всё?
– Что хоть за бред? Ну, знал я её, вернее видел, ну убили её, а я-то здесь при чём?