— Туда, где можно позвонить в твою контору и'уз-нать новости. Если ничего особенного не произошло, едем в «Золотую тарелку»: может, и получим кое-какие сведения, пока полиция не спугнула пташек.
— Вот это мне и не нравится, Перри. Вечно вы, адвокаты, стремитесь обскакать полицию.
— Таким образом я защищаю своих клиентов, — сказал Мейсон.
— А я расплачусь За твоих клиентов лицензией.
— На каком. основании?
— Да на том, что утаиваю информацию от полиции.
— Так какой же информацией, позарез нужной полиции, ты располагаешь?
— Никакой, но чутье подсказывает, что она у тебя есть.
— Вот что, — твердо произнес Мейсон, — не пытайся читать чужие мысли. Иными словами, я как адвокат советую тебе не только изображать тугого на ухо, но и впрямь оглохнуть и во всем следовать моим указаниям,
— Так и быть, Перри, я глух и нем.
Глава 5
Мейсон объехал квартал, ища место для парковки.
— Пол, а что тебе удалось узнать по телефону?
— Сам понимаешь, Перри, сведения отрывочные, — сообщил Дрейк извиняющимся тоном. — В конце концов, у моих людей было всего несколько минут…
— Конечно, конечно, о чем разговор, — ободрил его Мейсон. — Выкладывай, что узнал.
— Ну, сначала это был самый обычный законный ресторан. Он тогда назывался «Золотое блюдо». Потом хозяева сменили вывеску на «Золотую тарелку» — это когда они открыли наверху игорный притон.
— Владельцев двое?
— Да. Билл Голдинг и Ева Тэннис. В последнее время они выдают себя за супружескую пару, но ясно, что они не женаты.
— Они и раньше занимались игорным бизнесом?
— Имеют богатый опыт. Голдинг содержал игорный дом в Сан-Франциско, а потом работал администратором в большом казино в Мехико-Сити. Потом явился сюда — видно, вылетел в трубу, но надеялся добыть деньги и снова заняться тем же бизнесом.
— А его компаньонка?
— Ева Тэннис была, что называется, девушкой-при-манкой в том притоне в Сан-Франциско, который содержал Голдинг. Ну, ты представляешь — разносит на-пйтки, вселяет в парней надежды. Они себя чувствуют при ней эдакими. суперменами. Тут «приманка» пускает в ход кое-какие сексуальные уловки, намекает, что трусу не завоевать сердце красотки. В общем, разжигает в них азарт, а там уж они очертя голову кидаются в игру.
— Значит, все устраивается заранее? — Мейсон завернул за угол и подъехал к стоянке.
— Нет, сначала все идет честь по чести. Главное для притона — чтоб началась игра.
— А что, если парни выигрывают?
— Тут уж она действует решительно. Искушает их снова и снова, пока они не проиграются в пух и прах. А если какой-нибудь везунчик отчалит с деньгами, она его из виду не упускает: назначит пару свиданий, заставит промотать денежки и доставит на буксире в притон. К этому времени у него уже ветер свистит в кармане, а в голове одна мысль: отыграться во что бы то ни стало. И все начинается сначала.
Оглядевшись, Мейсон сказал:
— Сдается мне, сюда можно явиться и без фрака, Пол.
— Да, заведение не из респектабельных, — согласился сыщик. — Притон. Но пыжатся, претендуют на солидность.
— Ладно, — Мейсон взглянул на номер дома, — зайдем.
Они прошествовали мимо растрепанной и неряшливо одетой блондинки, сидевшей за кассовым аппаратом, и
Дрейк молча указал на дверь, ведущую наверх. Никто не остановил их, они поднялись по темной лестнице и оказались в тускло освещенном коридоре. Передняя часть коридора смахивала на контору при меблированных комнатах. Тут стоял небольшой стол, на нем — журнал для записей, звонок и табличка: «Звонок для вызова управляющего».
Дрейк хлопнул ладонью по кнопке звонка и посоветовал:
— Лучше всего бахвалиться толстым бумажником и изображать пьяное веселье.
Мейсон вытащил из кармана бумажник и, прислонясь к столу, принялся пересчитывать деньги с мрачным достоинством пьяного, пытающегося выглядеть степенно.
Дверь отворилась, и выглянувший человек спросил:
— Что вам нужно, парни?
Мейсон взглянул на него и осклабился.
Дрейк, неопределенно махнув рукой, буркнул:
— Дела. А ты как думал?
— Не пойму, кто вы такие, — усомнился управляющий.
Мейсон тяжело навалился на Дрейка, сунул деньги в бумажник.
— Отваливаем, Пол. Этот тип нас не приглашает. Пошли обратно.
— Убей меня Бог, не пойду. Спустил в этом кабаке сто сорок зелененьких. Кровь из носа, а отыграюсь.