Фон (стол) далее по тексту указан не везде; на усмотрение режиссёра.
Атмосфера – «тягучая»; все, по большей части, молчат, кроме Владимира (любителя поговорить) и Елизаветы (из приличия). Заметно, что Даниилу не очень удобно, особенно в начале.
Владимир удручённо кивает.
В – Оно ж, знаете, в это безвременье, в девяностые, как было? Я же тогда только начинал, с Елизаветой вот работали, бывало, что и сутками дома не появлялись. И всё на Марии Фёдоровне. Всё. Понимаете? С Антоном она сидела, потом с Кириллом… С Настей уже нет, с нею Елизавета занималась. И ведь, скажу я вам, всякое бывало. Время-то такое было… А Мария Фёдоровна всегда поддержать могла; всё валится, а она улыбается и успокаивает. Золотой человек был, золотой.
Е – К слову сказать, ни разу в жизни не слышала, чтобы мама голос повысила или была так огорчена, что б плакать. Сильная была.
К – Даже на нас с Антоном не кричала, а это терпения надо…
В – Да, Мария Фёдоровна была удивительным оптимистом, просто удивительным. Это в последнее время, когда её болезнь совсем подкосила, она уже просить стала…
Елизавета поднимает взгляд на Владимира и тот осекается.
Д – А вы всегда все вместе в этом доме жили?
Е – Очень давно здесь живём. Это ещё моему отцу партия под временное жильё выдала, дача, а потом мы уже в собственность оформили.
В – Ох и побегал я тогда с оформлением, скажу я вам. Как раз Антон только родился. Честно сказать, столько на взятки ушло… Дешевле было бы новый дом построить.
Е – Ну не дешевле…
В – Конечно, я утрирую, Даниил Сергеевич понимает. Но сам факт.
Д – И Мария Фёдоровна здесь всегда жила?
В – Да, она очень давно, очень. Отдельно от нас она никогда не жила, если вы это хотите знать, всегда здесь, на виду. Впрочем, она отдавала себя семье без остатка и, не ошибусь, если скажу, что отдельно она жить и не смогла бы. Не нужно этой ей было, нисколько не нужно. Представляете, она, уже будучи немолодой женщиной, далеко не молодой, бегала с ребятами на улице на равных; всё, что бы им веселее играть было…
Е – Ну да, ей уже больше шестидесяти было. Напьётся таблеток от давления и на улицу, в снежки с Кириллом и Антоном играть.
А – Я, помнится, один раз ей так в лицо снежком попал, нечаянно, конечно, синяк потом был. А она смеётся, хорошо, говорит, получилось.
К – Да-а
Д – А что это за история, если не секрет, что вы Антону жизнь спасли или что-то такое?
К – Да не то, что б…
А – Не скромничай, Кирилл, действительно спас. История-то простая, я знакомого на другой стороне улицы увидал и кинулся к нему, не глядя по сторонам, разумеется. Чуть под машину не попал. Меня Кирилл оттолкнул, на себя удар принял, до сих пор вон, хромает и как непогода, так нога болит.
К – Да уже не сильно.
А – Я тогда как заново родился, другим стал. И я этим обязан. И жизнью обязан, и тем, что я есть. В долгу я, в сильном долгу, да вот всё никак случая не выпадет долг вернуть (улыбается).
К – Да брось ты, Антон.
А – Нет, Кирилл, я как есть говорю, должен я тебе и точка, жизнь должен.
Н – А меня отвезти должен… И никак не отвезёшь.
А – Ну Настя, я уже всё договорился, съездим мы, дай время.
Настя укоризненно кивает.
В – Вот так, все в делах, всё надо… Жизнь продолжается.
Е – Жизнь – она такая, упрямая.
Фоном Анна убирает пустые тарелки.
В – Это как на старых стройках, я часто вижу, вроде куча мусора, и грамма земли, казалось бы, нет, а смотришь – берёзка прорастает. На крышах видал, из трещин в бетоне растут. Всё больше берёзы, кстати, одни берёзы. Вот как жизнь устраивает.
Е – Да, но жизнь и такой бывает… И жить не захочешь. Уж как мама последнее время мучилась… Даже вспоминать страшно.
В – Даниил Сергеевич, вы представляется, что такое боли на последней стадии рака? Даже препаратами на основе морфина не снимались. Бывало уже столько уколов сделано, что человек думать нормально перестаёт, а всё стонет. И потом помнит всё, говорит, думать невозможно, каша в голове, и только боль, боль…
Е – А она же ещё нас расстраивать не хотела. Сколько раз было, лежит, молчит и внезапно едва ли ни криком «Лиза, всё, не могу больше, дай…» (потирает глаза).
Н – И ты тоже, ходила сама не своя, ночами не спала, в подушку плакала, а как к бабушке, так улыбку нарисует… Цирк.
В – Настя, не говори так.
Н – А как это ещё назвать?