Он стоял, облокотившись на телегу, и влажными глазами смотрел на сидевших в ней.
— Матушка-то которая? — спросил он: — ты, что ль? И ей пожертвую.
Он задумался на мгновение и полез в карман, достал новый сложенный платок, полотенце, которым он был подпоясан под шинелью, торопливо снял с шеи красный платок, скомкал всё и сунул в колени старухе.
— На̀ тебе, жертвую, — сказал он голосом, который становился всё тише и тише.
— Зачем? Спасибо, родный! Вишь, про̀стый малый какой, — говорила старуха, обращаясь к старику Дутлову, подошедшему к их телеге.
Алеха совсем замолк и, осовелый, как будто засыпая, поникал всё ниже и ниже головой.
— За вас иду, за вас погибаю! — проговорил он. — За то вас и дарую.
— Я чай, тоже матушка есть, — сказал кто-то из толпы: — Про̀стый малой какой! Беда!
Алеха поднял голову.
— Матушка есть, — сказал он. — Батюшка родимый есть. Все меня отрешились. Слушай ты, старая, — прибавил он, хватая Илюшкину старуху за руку. — Я тебя одарил. Послушай ты меня, ради Христа. Ступай ты в село Водное, спроси ты там старуху Никонову, она самая моя матушка родимая, чуешь, и скажи ты старухе этой самой, Никоновой старухе, с краю третья изба, колодезь новый… скажи ты ей, что Алеха, сын твой… значит… Музыкан! Валяй! — крикнул он.
И он опять стал плясать, приговаривая, и швырнул об землю штоф с оставшеюся водкой.
Игнат взлез на телегу и хотел тронуть.
— Прощай, дай Бог тебе!… — проговорила старуха, запахивая шубу.
Алеха вдруг остановился.
— Поезжайте вы к дьяволу, — закричал он, угрожая стиснутыми кулаками. — Чтоб твоей матери…
— Ох, Господи! — проговорила, крестясь, Илюшкина мать.
Игнат тронул кобылу, и телеги снова застучали. Алексей рекрут стоял посредине дороги и, стиснув кулаки, с выражением ярости на лице, ругал мужиков, что̀ было мочи.
— Что стали? Пошел! Дьяволы, людоеды! — кричал он. — Не уйдешь моей руки! Черти! Лапотники!..
С этим словом голос его оборвался, и он, как стоял, со всех ног ударился оземь.
Скоро Дутловы выехали в поле и, оглядываясь, уже не видали толпы рекрут. Проехав верст пять шагом, Игнат слез с отцовской телеги, на которой заснул старик, и пошел рядом с Илюшкиной.
Вдвоем выпили они штофчик, взятый из города. Немного погодя, Илья запел песни, бабы подтянули ему. Игнат весело покрикивал на лошадь в лад песни. Быстро навстречу промчалась веселая перекладная. Ямщик бойко крикнул на лошадей, поровнявшись с двумя веселыми телегами; почтальон оглянулся и подмигнул на красные лица мужиков и баб, с веселою песней трясшихся в телеге.
_______
НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ
[«ВАРИАНТЫ К ПОЛИКУШКЕ».]
* № 1.
После слов: Старик Семен Дутлов, стр. 22, строка 13, — в ркп I. следует незачеркнутая, но выпущенная в ркп. II характеристика Дутлова: <былъ мужичекъ невысокой, съ кривыми отъ работы ногами, съ <раздвоенной> подстриженной полусѣдой бородой и съ тонкими спокойными, но не изнуренными чертами лица. Вся фигура и одежда его носила отпечатокъ акуратности и довольства, разчетливо[сти]. Онъ былъ мужикъ степенный, молчаливый и разсудительный>. Церковный староста, который 30 лѣтъ не пилъ вина и не бранился дурнымъ словомъ, былъ мужикъ еще свѣжій несмотря на свои 56 лѣтъ — всѣ зубы были цѣлы и волосы не сѣдѣли <,только плѣшивили съ середины,> и густыми прядями висѣли около лица — только по морщинкамъ звѣздочками около глазъ, вглядѣвшись ближе, можно было видѣть, что онъ не молодой парень, и больше всего по его одеждѣ. Армякъ на немъ былъ старенькой, обшитой тесемочкой и кожей на рукавахъ — новый и ладно и полно скроенный, но длинный стариковской и старика мужика богатаго и богобоязненнаго. Лапти были ужасно большіе, крѣпкіе, съ подосланнымъ цѣлымъ беремемъ соломы, но прилажены акуратно. Анучи такъ были плотно обмотаны и перетянуты веревочкой, что ни уголка ни складки нигдѣ не видать было на икрахъ, казавшихся особенно тонкими въ сравненіи съ огромными ногами въ лаптяхъ, которыя большей частью были вывернуты. Шапка была такая большущая, старая, хотя и недырявая, съ переваливающимся наверху какъ бурдюкомъ бараньимъ, какихъ ужъ молодые мужики ужъ не носятъ. Онъ былъ не подпоясанъ по армяку и безпрестанно запахывался рукой, въ которой онъ держалъ палочку, казавшуюся его непремѣннымъ атрибутомъ, хотя эту самую лутошку, передъ тѣмъ какъ идти на сходку, ему сноха выдернула изъ сосѣдняго плетня. — Лицо у него было чистое, круглое, волосы подстрижены на лбу, борода недлинная, частая. Вообще такой видъ имѣлъ Дутловъ, что, купецъ ли, прикащикъ или мужикъ, въ первый разъ встрѣтивъ Дутлова, безъ стра[ха] поручилъ бы ему свезти или сохранить сотни и тысячи рублей. Человѣкъ степенный, богобоязненный — настоящій церковный cтароста. Тѣмъ поразительнѣе было положеніе азарта, въ которомъ онъ находился.