Взводят на наши места. Три залпа фальконетов. Журавль. Шах-зиды, большие и малые. Царь в богатом убранстве и с лорнетом. Амлихово замечание40. Муллы, стихи, God save the king[69]41, трубы, стихи, слон, деньги, представления, телодвижения короля42. Как длинна борода царя. Он также в гареме празднует бейрам.
Накануне, ночью и во весь день, все варварская музыка.
Наш дипломатический монастырь.
Тегеран – Султанея*
<8-28 июля 1819.>
8-го июля целую ночь не сплю, изготовляемся в путь. Толпа женщин; раскрываются напоследях. Прощальное посещение седер-азаму1. Он в холодке сидит во внутренних воротах, жалуется, что должен ехать по ночам с шахом, в его лета́; упоминает об Румянцеве. – Откланиваемся. – Остановка за вьюками. Отправляемся в самый полдневный жар. Бесплодный вид Тегеранских окрестностей. Сады, как острова, уединенно зеленеются среди тощей равнины. Между гор Демавенд с снежным челом. Вдоль гор доходим до Кенда. Тьма разнообразных дерев, черешен, шелковиц, орешников грецких, абрикосов и проч. Роскошествуем в свежей квартире под пологом, объедаемся фруктами.
9-го <июля> встаем в глубокую полночь; ни зги не видать, смятение. Спускаемся с горы, камни хрустят, вода плещет под ногами. Мы всё [едем] вдоль гор. К утру слышатся позвонки. Звезда. Небо проясняется. Выезжаем на большую дорогу. Тьма верблюдов, лошаков, коней. Уклоняемся в сторону. Завтракаем. Шах и всякие шах-зиды позади. «Откуда эти господа?» – «Со страхом повергаюсь в прах перед вашим величеством». – «Усердие всегда водит нас истинным путем». Залп в Сулейманге. Моя встреча с дочерью хана в трахтараване. – За Сулеймангой три деревни: самая последняя Сункур-Абид. Насилу доезжаем.
Высокий свесистый дуб, под ним помост. Тут мы располагаемся.
10-го <июля> ночью же встаем, перед утром свежо и приятно. Я часто отдаляюсь от других и сажусь отдыхать возле воды, где тьма черепах. Поля кругом в хлебах; вообще вид обработанного и плодородного края. Несколько деревень. Наконец Сефир-Ходжа; кругом аллея, где располагаюсь спать. Ветер ужасный и знойный. Укрываюсь в деревню.
11-го <июля> жар и утром печет немилосердно, все с себя скидаю, скачу стремглав. Много колесил округ Казбина, срывал молодые фисташки. Наконец, на квартире тьма фруктов и отдых. Молитва хана на рассвете. Pittoresque[70].
Июля 11-го. Видим шахов стан круг его дворца. Приезжаем, разбиваем наши палатки. Луна не показывается, нет бейрама.
Июля 12. Бейрам. Жар. Барабаны, трубы, дудочки, красное знамя, фальконетные залпы… но что делает эффект на параде, не всегда еще полезно в деле, в сражении. Внутренность палатки вся в коврах, а внешняя [сторона] так и поливается. Казбин. Посылается Эйвас к Хозров-хану.
<Июля> 13. Шахский дворец, как скотный двор, полуразрушенный. Сам он очень приветлив, только много томошится на своей подушке. Разговор о маскерадах, театрах и вообще о наших увеселениях. Шах дарит государю Аббас-Мирзу.
<Июля>. 14. Возле нашей палатки факир с утра до вечера кланяется к востоку и произносит: «Ей Али!»2 и, обратившись в другую сторону, – «Имам-Риза»3. Поэт Фехт-Али-хан, лет около 60, кротость в обращении, приятность лица, тихий голос, любит рассказывать. Шах за одну оду положил ему горсть бриллиантов в рот.
<Июля> 15. Бунт в Реште, осажденный Хозровханом4. Эйвас не возвращается, Абдул-Вагиб посылается в Решт.
<Июля> 17. Шах с избранными из гарема отъезжает к прохладному роднику возле гор, где разбивает свой шатер и пользуется жизнию.
<Июля> 19. Юсуф-Хан-Спадар делал учение с пальбою.
<Июля> 20. Шах его потребовал к себе.
– К чему была вчерашняя пальба?
– Для обучения войск вашего величества.
– Что она стоила?
– 2000 р. из моих собственных.
– Заплатить столько же шаху за то, что палили без его спросу.
Утром мы едем за агач от орды, в горы, к югу. Вдоль ручья дикий сад. Ручей проведен водоскатами. Все это местечко включено между гор полукружием. Живописный вид в Султанейскую долину. На дороге три арки – развалины моста. На возвратном пути между ними свистнула пуля по неосторожности персидского стрелка. Заезжаем в мечеть (остаток от древнего города); круглая, внутри стихи, между прочим: «да погубит бог того, кто выдумал сарбазов, а особенно…» Пословица о Каджарах.
<Июля> 25. Дожди беспрестанные; бумажные палатки протекают.
<Июля> 26. Приезд Аббас-Мирзы.
<Июля> 27. Вхожу на одну из дворцовых террас. Дальний вид Султанейского лагеря.
<Июля> 28. 10 000 отправляются к Багдату против турков.
Разговор с нагиб-султаном. Его видимая преданность нашему государю.
Зарю играют; каждый вечер дудочкам, пищалкам и литаврам созвучала вестовая.
Мирза5 потерял значительную сумму. Нашли воров и деньги, которые шах себе взял.
Рассказ Вагина*
10 июля <1819.>
Шах меня подарил Гаджи-Мирзе-Магмед-Агвари. В их бога он не веровал, и в какого веровал, неизвестно, все ворожил; бывало, запрется у себя, сделает вощеного человека, произнесет над ним что[-то] и перерубит надвое, туловище в одну сторону, а исподнюю часть в другую. Так он в 40 дней доставил голову Цицианова. Шах ему писал неправду, что повоевал Россию, а мой хозяин ему отписал, что, коли так, иди возьми Тифлис; шах рассердился, хотел его порубить, а он, узнавши это, бежал с сыном, с женою и со всем домом, и я с ним, в Багдат. Там владел Гассад-паша. Мой хозяин ему несколько раз предлагал шахскую и Мегмед-Али-Мирзы голову, коли они на него пойдут войною. Шах по нем посла послал, его не выдали. Другой на место Гассад-паши был назначен из Царьграда, Давуд-Эффенди, и подступил к Багдату. Мой хозяин поднял такой ветер в его лагере, что свету божьего не видать, и качал несколько дней верблюжью голову; потом верблюжьи, лошачьи, собачьи головы зарывали возле Давудова лагеря, ночью. Этих людей поймали. Давуд-Эффенди спросил: по чьему приказанию? кто у вас ворожит? Ему отвечали: Гаджи-Мирза etc. Потом мой хозяин назначает, в который день еще вихрю подняться и ставке Давуд-Эффендия надвое разорваться. Так и вышло, и все его войско побежало. Наконец Давуд-Эффенди с помощью Мегмед-Али-Мирзы опять воротился к Багдату. Несколькие в городе узнали, что он при себе ферман имеет владеть ему в Багдате, и без драки отворили ворота. Гассад-пашу казнили и моего хозяина с сыном, дом разграбили и после разломали. Несметное множество народу собралось и всяких степных арабов, когда кувшин с нефтью принесли к деревянным воротам дома, чтобы их поджечь, ни капли не нашли, из <…> его искры посыпались <…>.
Миана – Тавриз – Гаргары*