Пьеса написана в конце 1823 года. Музыка А. Н. Верстовского. Об обстоятельствах работы над водевилем рассказал позже Вяземский: «В первой половине двадцатых годов… директор московского театра Ф. Ф. Кокошкин, с которым находился я в приятельских отношениях, просил меня написать что-нибудь для бенефиса Львовой-Синецкой… Я ему отвечал, что не признаю в себе никаких драматических способностей, но готов ссудить начинкою куплетов пьесу, которую другой возьмется состряпать.
Перед самым тем временем познакомился я в Москве с Грибоедовым, уже автором знаменитой комедии. Я сообщил ему желание Кокошкина и предложил взяться вдвоем за это дело. Он охотно согласился. Мы условились в некоторых основных началах. Он брал на себя всю прозу, расположение сцен, разговоры и проч. Я брал – всю стихотворную часть, т. е. все, что должно быть пропето. Грибоедову принадлежит только один куплет: «Любит обновы // Мальчик Эрот» и проч.» (Воспоминания, с. 81). Рассказ Вяземского не вполне точен. Сохранился составленный им самим пронумерованный перечень куплетов пьесы, им сочиненных (ЦГАЛИ), в котором незаполненными остались несколько номеров, которые впоследствии были, очевидно, написаны Грибоедовым. Но и этим не ограничивалось участие Грибоедова в стихотворной части пьесы. Водевиль был сыгран на московской сцене (впервые 24 января 1824 г.) и с некоторыми переделками на петербургской (премьера 1 сентября того же года). В Москве в главной женской роли Львова-Синецкая не пела. В Петербурге роль Юлии исполняла актриса Монруа, для которой нужно было создать вокальную партию, что Грибоедов и сделал: использовав музыку куплетов Рославлева-старшего, написал стихи «Стократ счастлив, кто разум свой…» и «Любви туман и сумасбродство…» (см.: Верстовский А. Н. Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом. Текст А. Грибоедова и П. Вяземского. М. – Л., 1949, с. 22). И наконец, в 1-м явлении в петербургской редакции Грибоедовым были несколько переделаны первые шесть строк куплетов «Жизнь скучным трактом мне казалась…», переданные пану Чижевскому (в Москве эти куплеты исполнял Рославлев-младший).
В наст. изд. тексты куплетов, написанные Грибоедовым, набраны корпусом, тексты же Вяземского – петитом.
Рецензия на московскую постановку пьесы появилась в журнале «Вестник Европы» (1824, № 1): «…г-н Верстовский сочетал блестящим талантом музыку свою с водевилем, не имеющим ни качеств, ни преимуществ». Водевиль послужил поводом к «эпиграмматической войне» (см. с. 688 наст. изд.).
(1) С будущими – почтовый термин: запись в подорожную одного будущего спутника. Незаполненная подорожная называлась открытым листом.
(2) На вольных – т. е. на вольнонаемных лошадях.
(3) …навстречу… графу… – т. е. навстречу Рославлеву-старшему. Первоначально он был обозначен как князь и камергер. Из-за опасений цензурных придирок высокий титул был вычеркнут и остался, не замеченный, лишь здесь. Была приглушена острота некоторых реплик и монологов. 7 января 1824 г. Вяземский писал А. И. Тургеневу: «…я жду водевиль из театральной цензуры; что, если найдется кое-что непозволительного, то пускай вымарают, а не задерживают и присылают то, что может быть сказано и петь, не оскорбляя бога, царя и ослиных ушей и того, и другого, и третьго, и четвертого, и пятого» (Воспоминания, с. 359).
Серчак и Итляр*
Черновая тетрадь. Сцена написана, вероятно, в 1825 году, о ней позже вспоминал А. Н. Муравьев, встречавшийся с Грибоедовым в Крыму и обдумывавший в то время цикл драм, в том числе – о Федоре Рязанском, «если он не кончен бессмертным и несчастным Грибоедовым; он мне рассказал его план в Крыму, равно как и другой трагедии, из которой помню лишь сцену между половцами, позабыв ее название» (Воспоминания, с. 114). Возможно, данная сцена и была предназначена Грибоедовым именно для трагедии о князе Федоре Рязанском, посланном в 1237 году на переговоры с Батыем и злодейски убитом. Узнав об этом, жена Федора, Евпраксия, вместе с сыном, Иваном Постником, бросилась из высокого терема и «заразися до смерти».
Город Зарайск, в котором правил Федор, находился близ границ с черниговскими землями (ср. упоминание в драматическом диалоге рек Трубеж и Десна); в княжеской политике рязанцев половцы играли значительную роль: в «Сказании о нашествии Батыя» говорится, что рязанские князья своею ласкою привлекали много детей и братьев от неверных царей (т. е. половецких князей. – С. Ф.) и обращали их к истинной вере. Евпраксия тоже была из «царского рода» (ср. упоминание в сцене о дочери Серчака).
Грузинская ночь*
Черновая тетрадь. Черновой автограф – ГПБ. В конце марта 1828 года Грибоедов читал фрагменты из трагедии в Петербурге на литературном обеде у П. П. Свиньина. О ней же он говорил с Бегичевым при последнем свидании в июне того же года: «Я теперь еще к ней страстен и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, и если буду доволен, то отдам в печать» (Воспоминания, с. 31). Как о завершенном (в первой редакции) произведении об этой пьесе писали также В. Ф. Одоевский (Одоевский В. Ф. Музыкально-литературное наследие. М., 1956, с. 374) и Д. Эристов (в кн.: Грибоедов А. С. Горе от ума. Тифлис, 1879). Содержание ее известно в пересказе Булгарина: «Один грузинский князь за выкуп любимого коня отдал другому князю отрока, раба своего. Это было делом обыкновенным, и потому князь не думал о следствиях. Вдруг является мать отрока, бывшая кормилица князя, няня дочери его; упрекает его в бесчеловечном поступке; припоминает службу свою, и требует или возврата сына, или позволения быть рабою одного господина, и угрожает ему мщением ада. Князь сперва гневается, потом обещает выкупить сына кормилицы и наконец, по княжескому обычаю, – забывает обещание. Но мать помнит, что у нее отторжено от сердца детище, и, как азиятка, умышляет жестокую месть. Она идет в лес, призывает Дели, злых духов Грузии, и составляет адский союз на пагубу рода своего господина. Появляется русский офицер в доме, таинственное существо по чувствам и образу мыслей. Кормилица заставляет Дели вселить любовь к офицеру в питомице своей, дочери князя. Она уходит с любовником из родительского дома. Князь жаждет мести, ищет любовников и видит их на вершине горы св. Давида. Он берет ружье, прицеливается в офицера, но Дели несут пулю в сердце его дочери. Еще не свершилось мщение озлобленной кормилицы! Она требует ружья, чтобы поразить князя, – и убивает своего сына. Бесчеловечный князь наказан небом за презрение чувств родительских и познает цену потери детища. Злобная кормилица наказана за то, что благородное чувство осквернила местью. Они гибнут в отчаянии… Трагедия сия погибла вместе с автором!» (Воспоминания, с. 346–347).
(1) Ксан – приток Куры.
(2) Али – духи зла, по грузинским народным поверьям. В этой сцене отражены шекспировские мотивы: из сцены ведьм в «Макбете» и заклинаний Жанны д'Арк, призывающей злых духов перед последним сражением («Генрих VI», ч. 1) (см.: Шекспир и русская культура. М. – Л., 1965, с. 137–138).
1812 год*
Черновая тетрадь. Свободное построение трагедии в виде драматической хроники, так же как использование в дошедшей сцене белого пятистопного ямба, позволяют отнести разработку этой темы к последнему пребыванию Грибоедова в Петербурге, когда он смог впервые услышать трагедию Пушкина «Борис Годунов», в чтении автора (17 мая 1828 г.) (см.: Воспоминания, с. 91).