Марций
Не знаем, где оставлен был живым,
Но здесь, увы, он найден нами мертвым!
Входят Тамора со свитой, Тит Андроник и Люций.
Тамора
Где цезарь, мой супруг?
Сатурнин
Здесь, Тамора; но страждет он смертельно.
Тамора
А где же брат твой, Бассиан?
Сатурнин
До глубины исследуешь ты рану;
Лежит здесь бедный Бассиан, убит.
Тамора
(подавая письмо)
Я опоздала с роковым письмом,
Где этой ранней смерти план начертан.
Дивлюсь я, сколько лютости лицо
Скрывать умеет под улыбкой сладкой.
Сатурнин
(читает)
«Коль в час удобный мы его не встретим,
Охотник милый (речь о Бассиане),
Ты вырой сам могилу для него;
Ты понял нас. Ищи себе награду
В крапиве возле корня бузины,
Что осеняет ямы той отверстье,
Где мы зарыть решили Бассиана.
Исполни; в нас найдешь друзей навек». —
О Тамора! Да слыхано ли это?
Вот яма здесь, а вот и бузина;
Ищите, не найдется ль и охотник,
Который должен был убийцей стать?
Арон
Мой государь, вот с золотом мешок.
Сатурнин
(Титу)
Твои щенки, породы кровожадной,
Лишили жизни брата моего. —
Из ямы вытащив, в тюрьму их бросьте;
Пусть изнывают там, пока для них
Неслыханной не выдумаем казни.
Тамора
Как! В яме здесь они? Вот чудеса!
Как быстро обнаружилось убийство!
Тит
Великий император, на коленях
Молю тебя в слезах, — я редко плачу! —
Проступок адский сыновей проклятых, —
Проклятых, если б он доказан был...
Сатурнин
«Доказан был»! Смотри: он очевиден! —
Кто, Тамора, письмо нашел? Не ты ль?
Тамора
Его нашел и поднял сам Андроник.
Тит
Я, государь. Дай мне их на поруки.
Гробницей предков, чтимой мной, клянусь:
Лишь повели — и тотчас же они
За подозренье вам заплатят жизнью.
Сатурнин
Ступай за мной; не дам их на поруки. —
Убитого возьмите и убийц.
И пусть молчат — вина неоспорима.
Найдись конец, что горше смерти будет,
Клянусь, такой конец им уготован.
Тамора
Андроник, цезаря я упрошу;
Не бойся, — сыновья не пострадают.
Тит
Оставь их, Люций, и пойдем со мной.
Уходят.
Сцена 4
Другая часть леса.
Входят Деметрий и Хирон с обесчещенной Лавинией, у которой отрублены руки и отрезан язык.
Деметрий
Ступай, рассказывай всем, если можешь,
Кто отнял у тебя язык и честь.
Хирон
Пиши, что думаешь, чего желаешь;
Изображай с обрубками писца.
Деметрий
Смотри, что нацарапает значками.
Хирон
Спроси воды душистой вымыть руки.
Деметрий
Нет языка — спросить, ни рук — умыть.
Мы предоставим ей гулять в молчанье.
Хирон
На месте бы ее я удавился.
Деметрий
Будь руки у тебя, чтоб взять веревку.
Деметрий и Хирон уходят.
За сценой охотничьи рога.
Входит Марк в охотничьем костюме.
Марк
Кто здесь? Племянница? И прочь бежит? —
Одно лишь слово: где же твой супруг? —
О, если сплю, всё дам я, чтоб проснуться!
Не сплю, — так пусть недобрая планета
Сразит меня, чтоб я заснул навек! —
Скажи, чьи руки грубые так зверски
От стана отрубили твоего
Две ветви, сладостное украшенье,
Под сенью чьей мечтали короли
Забыться сном, но счастья не снискали
Твоей любви. Но что же ты молчишь? —
Увы! Ручей горячей алой крови,
Как водомет под ветром, то встает,
То падает меж уст окровавленных
Вслед за дыханьем сладостным твоим.
Тебя Терей, знать, некий обесчестил,
Язык отняв, чтоб выдать не могла.
Ах, вот, стыдясь, лицо ты отвращаешь.
О, несмотря на всю потерю крови,
Из трех отверстий бьющей, как из труб,
Оно зарделось, словно лик Титана[31],
Когда столкнется с облаками он.
Отвечу ль за тебя? Скажу ль — то правда?
О, если б сердце знать твое, знать зверя,
Чтоб душу облегчить, прокляв его!
Как печь закрытая, немое горе
Сжигает в пепел сердце, где живет.
Лишь языка лишилась Филомела
И вышила рассказ свой на холсте.
Но у тебя возможность эту взяли,
Хитрейшего ты встретила Терея:
Он отрубил прекрасные персты,
Что выткали б искусней Филомелы.
О! Если б изверг видел эти руки
Лилейные, когда они касались
На лире струн, как листья трепетавших
В восторженных и нежных поцелуях, —
О нет, он отрубить бы их не смог!
Внимая же гармонии, творимой
Сладчайшим языком,
Заснуло б, выронив кинжал, как встарь
У ног фракийского поэта Цербер[32].
Пойдем со мной и ослепи отца:
Ведь он при зрелище таком ослепнет.
За час грозы затопятся луга, —
За годы слез что станется с глазами?
Останься, будем вместе слезы лить,
Когда бы стон мог горе облегчить!
вернуться
32