Выбрать главу
Но почему ты меч свой обнажил?
Люций
Двух братьев я хотел спасти от смерти, Но за попытку эту вынес суд Мне приговор: изгнание навеки.
Тит
Счастливец ты! Он услужил тебе. Как, глупый Люций, разве ты не видишь, Что Рим — пустыня, где живут лишь тигры? Нужна добыча им; но в Риме нет Для них добычи, кроме нас: как счастлив Ты, изгнанный от хищников навек! Но кто идет к нам вместе с братом Марком?

Входят Марк и Лавиния.

Марк
Твои глаза готовы ль плакать, Тит, Иль сердце благородное — разбиться? Смертельную тебе несу я муку.
Тит
Коль смерть она мне даст, приму ее!
Марк
Вот это дочь твоя была.
Тит
И есть.
Люций
Убит я тем, что вижу!
Тит
Встань, мальчик малодушный, и смотри. — О дочь моя! Лавиния! Скажи нам, Скажи нам, чья проклятая рука Тебя свирепо сделала безрукой? Глупец! Он воду в море подливал, Он поджигал пылающую Трою! Достигла скорбь предела: ты пришла — Она, как Нил, из берегов выходит. Где меч мой? Руки отрублю себе За то, что Рим напрасно защищали;
Питая жизнь мою, вскормили скорбь, С мольбою безуспешной простирались И бесполезно послужили мне. Одной лишь требую от них услуги: Чтоб мне одна другую отрубила. — Дочь, хорошо, что у тебя нет рук: На службе Риму руки не нужны нам.
Люций
Прекрасная сестра моя, скажи нам: Кто страшное нанес тебе увечье?
Марк
Орудье усладительное мыслей, Им выраженных с вялым красноречьем, Из клетки ныне вырвано прелестной, Где сладкогласной птицей распевало И сладкозвучьем нам пленяло слух.
Люций
Сам за нее ответь: чье это дело?
Марк
Такой я повстречал ее в лесу, Где в поисках убежища блуждала Она, как насмерть раненная лань.
Тит
О лань моя! Тот, кто ее изранил, Меня сильней, чем смертью, поразил. И я тому подобен, кто с утеса, Пустыней моря окружен, следит За нарастающим в волнах прибоем И ждет, чтоб он его коварным валом В своих соленых недрах поглотил. Здесь сыновья мои прошли на казнь; Вот здесь стоит мой третий сын, изгнанник; Здесь брат мой плачет над моей бедою. Но всех больнее дочь мне душу ранит, — Дочь милая, милей моей души, — Явись ты мне такой в изображенье, Я б обезумел; что же делать мне, Когда тебя такой во плоти вижу? Рук лишена, чтоб слезы отереть, И языка, чтоб мне назвать злодея. Супруг твой умер; братьев, обвиненных В его убийстве, нет уже в живых. Смотри-ка, Марк, ах, Люций, посмотри: Лишь братьев назвал, выступили слезы Росой медовой на ее лице, Как на завядшей сорванной лилее.
Марк
О том ли плачет, что убит он ими, Иль потому, что нет вины на них?
Тит
Будь рада, если ими он убит: Закон свершил возмездие над ними. — Нет, в деле мерзостном они невинны: О том сестры свидетельствует скорбь. — Дай, поцелую, милая, тебя, Иль сделай знак мне, как тебя утешить. Не сесть ли брату Люцию и дяде, Тебе и мне, всем нам у водоема; Склонясь над ним, смотреть на щеки наши. Подобные лугам еще сырым И в пятнах ила после наводненья; И долго на воду смотреть, пока Свой чистый вкус она не потеряет, Соленой став от горьких наших слез? Иль руки отрубить, как у тебя? Иль, откусив нам языки свои, Остаток дней проклятых провести? Что делать нам? Пусть, языком владея, Замыслим мы дальнейшие несчастья, Чтоб в будущем все удивлялись нам.
Люций
Отец, не надо слез; при виде их Несчастная сестра моя рыдает.