Ах так?
(поет)
(поет)
Нечего сказать, благородное поведение!
(поет)
(поет)
(поет)
(поет)
Сбился с такта, сударь: теперь врешь ты. — А ты что за птица? Дворецкий какой-то! Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете больше не будет ни пирогов, ни хмельного пива?
Клянусь святой Анной, имбирное пиво тоже недурно обжигает глотку!
И то верно. — А ты, сударь, отправляйся-ка восвояси, сними свою цепь и начисти ее как следует[57]. — Мария, принеси вина.
Если бы вы хоть немного дорожили расположением госпожи, уважаемая Мэри, вы не стали бы потакать такой безнравственности. Клянусь этой рукой, графине будет обо всем доложено. (Уходит.)
Проваливай-проваливай, лопоухий!
Вот была бы потеха — вызвать его на поединок, а самому не прийти и оставить его в дураках! Это вроде как выпить на пустой желудок!
А ты попробуй вызови: я напишу за тебя вызов или, если хочешь, изложу твое негодование устно.
Миленький сэр Тоби, будьте сегодня вечером благоразумны: госпожа места себе не находит после нынешней беседы с этим герцогским юнцом. А уж с мосье Мальволио я сама разделаюсь. Если я не сумею одурачить его и сделать всеобщим посмешищем, значит я уж такая круглая дура, что и в собственную постель не смогу улечься. Я его насквозь вижу, будьте спокойны.
А ну, а ну, расскажи и нам, что ты о нем знаешь.
Понимаете, сударь, он иногда смахивает на пуританина.
Если бы я этому поверил, то избил бы его как собаку.
Только за то, что он пуританин? Нечего сказать, основательный резон!
Ну, резону у меня, может, и нет, но других оснований предостаточно.
Да какой он, к черту, пуританин! Ни рыба ни мясо, подлиза, надутый осел! Зубрит с чужого голоса правила хорошего тона и сыплет их пригоршнями. Лопается от самодовольства и так уверился в собственном совершенстве, что воображает, будто стоит женщине на него взглянуть, как она тут же и влюбится. Вот на этой его слабой струнке я сыграю и так отомщу, что он света невзвидит.
А что ты сделаешь?
Я подкину ему невразумительное любовное послание и так опишу его икры, бороду, походку, выражение глаз, лоб и цвет лица, что он обязательно узнает свой портрет. Я умею подражать почерку графини, вашей племянницы, до того точно, что, если нам попадается какая-нибудь забытая записка, мы с госпожой и сами не можем разобрать, кто из нас ее писал.
Отлично! Я уже чую, в чем дело.
Кажется, и я унюхал.
Он решит, что записку написала моя племянница и что она в него влюбилась.
Вот-вот, на эту лошадку я и собираюсь поставить.
И твоя лошадь превратит его в осла.
И в какого осла!
Замечательно!
Позабавимся на славу! Будьте спокойны, это лекарство его проймет! Я спрячу вас обоих и шута в придачу где-нибудь поблизости, так что вы воочию увидите действие моего зелья. А пока что — спать, и пусть вам приснится эта потеха. Спокойной ночи. (Уходит.)
Спокойной ночи, Пентезилея[58].
Славная девчонка, провалиться мне на месте!
Да, гончая чистых кровей и к тому же обожает меня. Но дело не в этом.
Меня одна тоже обожала.
Пошли спать, рыцарь. Придется тебе еще раз послать за деньгами.
57