Отходят в сторону.
Возвращается Автолик.
Ха-ха! Ну какая же дура эта честность! А доверчивость, ее родная сестрица, — тоже балда! Я спустил им весь мой хлам. В моем коробе не осталось ни фальшивых бриллиантов, ни ленточки, ни зеркальца, ни брошки, ни песенника, ни тесемки, ни перчаток, ни шнурка, ни браслетки, ни колечка — пусто! Каждый лез первым, точно я продавал амулеты, которые приносят счастье. Тут-то я и приметил, чей кошелек потолще, и хорошо это запомнил. Этот шут, который хвалился своим умом, так очаровался песнями девок, что не отходил от меня, пока не вызубрил и слова и голос. А глядя на него, и остальное стадо так заслушалось, что весь ум ушел у них в уши. Можно было в любой карман под юбку залезть — никто бы и не заметил, — отрезать кошелек, отпилить ключи от цепочки. Каждый только и слышал, что песни моей милости, и наслаждался этим враньем. И пока они этак спали наяву, я прикарманил все кошельки, туго набитые для праздника. Не явись этот старый хрен со своими воплями о дочке и о королевском сыне, не спугни он этих галок с мякины, я бы уж ни одного кошелька в живых не оставил.
Камилло, Флоризель и Утрата возвращаются на авансцену.
(видит Автолика)
(в сторону)
Если они слышали — горе, я повешен!
Эй, молодец! Чего тебя лихорадка трясет? Не бойся, мы тебе зла не сделаем.
Я, сударь, человек бедный.
Ну и оставайся таким. Никто у тебя твоей бедности не украдет. Мы только хотим присвоить твой нищенский вид. Поэтому разоблачайся — пойми, брат, это необходимо — и обменяйся платьем вот с этим господином. Хоть в проигрыше останется он, мы тебе еще дадим прибавку.
Я, сударь, человек бедный. (В сторону.) Отлично вижу, кто вы такие.
Ну, живей, живей! Видишь, господин уже раздевается.
Так вы взаправду? (В сторону.) Я, кажется, раскусил эти шутки.
Поторопись, любезный.
Конечно, я вам благодарен за щедрость. Но, по совести, мне неудобно...
Флоризель и Автолик меняются одеждой.
(Отдает шляпу Утрате.)
(Автолику.)