Выбрать главу
Каждое утро страдания новые, Вот я раскрыл пред тобою одежды, Видишь, как кровь убегает багровая, Это не кровь, это — наши надежды.
Ахилл
Брось, Одиссей, эти стоны притворные, Красная кровь Вас с землей не разлучит, А у меня она страшная, черная, В сердце скопилась и давит и мучит.
* * *
За часом час бежит и падает во тьму, Но властно мой флюид прикован к твоему.
Сомкнулся круг навек, его не разорвать, На нем нездешних рек священная печать.
Явленья волшебства — лишь игры вечных числ, Я знаю все слова и их сокрытый смысл.
Я все их вопросил, но нет ни одного Сильнее тайных сил флюида твоего.
Да, знанье — сладкий мед, но знанье ли спасет, Когда закон зовет и время настает.
За часом час бежит, я падаю во тьму За то, что мой флюид покорен твоему.

16. В. Я. Брюсову

<Париж. 24 августа/>6 сентября <1907 г.>

Дорогой Валерий Яковлевич!

Я очень благодарю Вас за Ваше письмо; верьте, что я никогда бы не надоедал Вам так с просьбами об ответе, если бы это не было после нашего первого свиданья. Я серьезно боялся не понравиться Вам. Но теперь я готов писать Вам месяцами, не ожидая ответа.

Я в восторге от Вашей похвалы. Лучше действительно трудно похвалить поэта двадцати одного года. Но меня только удивило, что Вы взяли для «Весов» мою «Царицу Содома», стихотворение, которое я очень не люблю и которое может показаться неловким подражанием Вашему «Близ медлительного Нила, там где озеро Мерида...» (цитирую на память). Но, наверное, у Вас были основания поступить так, хотя я своими силами не могу догадаться о них. Так как Вы обещали написать мне вскоре, то я хочу задать Вам несколько вопросов.

Какого Вы мнения о моей «Влюбленной в дьявола»? Вот стихотворение, которое многие находят лучшим из моих и которое мне не говорит ничего.

Потом какое из моих стихотворений, присланных Вам этим летом и осенью, Вы считаете наиболее удачным? Ваш ответ поможет мне, наконец, разобраться в том, как мне надо писать стихотворения, до сих пор я понял только, как мне не надо их писать.

Очень благодарю Вас за письмо к Рене Гилю. Я пойду к нему через неделю, чтобы дать ему время получить Ваше письмо.

Недели две тому назад, «обуянный жаждой славы», я послал многие мои стихотворения в «Русскую мысль», «Перевал» и «Русь», приложив марки на ответы, но, увы, ответил только «Перевал». Он взял моего злополучного «Крокодила» и «Измену». «Русская мысль» и «Русь» хранят гробовое молчание.

Я был бы Вам очень благодарен, если бы Вы указали мне журналы или газеты, где я имел бы шанс быть напечатанным. Недели <через> две после нашей встречи я опять был в Москве и заходил к Вам, но не застал Вас дома.

Посылаю Вам еще два стихотворения.

Преданный Вам Н. Гумилев.

* * *
...Что ты видишь во взоре моем, В этом бледно-мерцающем взоре? ...Я в нем вижу глубокое море С потонувшим большим кораблем.
Тот корабль... величавей, смелее Не видали над бездной морской, Колебались высокие реи, Трепетала вода за кормой.
И летучие странные рыбы Покидали подводный предел И бросали на воздух изгибы Изумрудно-блистающих тел.
Ты стояла на дальнем утесе, Ты смотрела, звала и ждала, Ты в последнем веселом матросе Огневое стремленье зажгла.
И никто никогда не узнает О безумной предсмертной борьбе И о том, где теперь отдыхает Тот корабль, что стремился к тебе.
И зачем эти тонкие руки Жемчугами прорезали тьму, Точно ласточки с песней разлуки, Точно сны, улетая к нему.
Только тот, кто с тобою, царица, Только тот вспоминает о нем, И его голубая гробница В отуманенном взоре твоем.
* * *
С корабля замечал я не раз, Над пучиной, где солнце лучится, Как рыдает молчанием глаз Далеко залетевшая птица.
Заманила зеленая сеть И окутала взоры туманом, Ей осталось лететь и лететь До конца над немым океаном.
Прихотливые вихри влекут, Бесполезны мольбы и усилья, И на землю ее не вернут Утомленные, белые крылья.