Меня очень интересует судьба «Скрипки Страдивариуса». Еще раз прошу Вас: не признавайте меня совершеннолетним и не отказывайтесь помогать мне советами. Всякое Ваше письмо с указаньями относительно моего творчества для меня целое событие. Вячеслав Иванович вчера сказал мне много нового и интересного, но учитель мой Вы, и мне не надо другого.
Кстати, Мережковский безапелляционно сказал, что ни стихов, ни рассказов моих печатать в «Русской мысли» он не будет.
Искренне преданный Вам Н. Гумилев.
Царское село, Бульварная, д<ом> Георгиевского.
* * *
Она колдует тихой ночью
У потемневшего окна
И страстно хочет, чтоб воочью
Ей тайна сделалась видна.
Как бред, мольба ее бессвязна,
Но мысль упорна и горда,
Она не ведает соблазна
И не отступит никогда.
Внизу... там дремлет город пестрый,
Там кто-то слушает и ждет,
Но меч уверенный и острый,
Он тоже знает свой черед.
На мертвой площади у сквера,
Где сонно падает роса,
Живет неслыханная вера
В ее ночные чудеса.
Но тщетен зов ее кручины,
Земля все та же, что была,
Вот солнце выйдет из пучины
И позолотит купола.
Ночные тени будут реже,
Прольется гул, как ропот вод,
И в сонный город ветер свежий
Дыханье моря донесет.
И меч сверкнет, и кто-то вскрикнет,
Кого-то примет тишина,
Когда усталая поникнет
У заалевшего окна.
* * *
Рощи пальм и дикого алоэ,
Серебристо-матовый ручей,
Небо бесконечно голубое,
Небо золотое от лучей.
И чего еще ты хочешь, сердце,
Разве счастье — сказка или ложь?
Для чего ж соблазнам иноверца
Ты себя покорно отдаешь?
Разве снова хочешь ты отравы,
Хочешь биться в огненном бреду?
Разве ты не можешь жить, как травы
В этом упоительном саду?
Н. Гумилев.
<Царское село. 9 декабря 1908 г.>
* * *
В муках и пытках рождается слово,
Робкое, тихо проходит по жизни,
Странник — оно, из ковша золотого
Пьющий остатки на варварской тризне.
Выйдешь к природе... природа враждебна,
Все в ней рождает тоску и тревогу,
Вечно звучит в ней фанфара молебна
Не твоему и ненужному Богу.
Смерть? Но сперва эту сказку поэта
Взвесь осторожно и мудро исчисли,
Жалко не будет ни жизни, ни света,
Но пожалеешь о царственной мысли.
Что ж! Это путь величавый и строгий —
Плакать с осенним пронзительным ветром,
С нищими нищим таиться в берлоге,
Темные грезы оковывать метром.
* * *
Давно вода в мехах иссякла,
Но, как собака, не умру, —
Я в память дивного Геракла
Сперва предам себя костру.
И пусть, пылая, жалят сучья,
Грозит чернеющий Эреб,
Какое странное созвучье
У двух враждующих судеб.
Он был героем, я — бродягой,
Он — полубог, я — полузверь,
Но с одинаковой отвагой
Стучим мы в замкнутую дверь.
Пред смертью все — Терсит и Гектор —
Равно ничтожны и славны,
Я также выпью светлый нектар
В полях лазоревой страны.
Н. Гумилев.
<Царское село. 10 декабря 1908 г.>
Дорогой Валерий Яковлевич!
Искренне благодарю Вас за Ваше письмо и за приглашенье принять более близкое участие в «Весах». Для меня этот журнал был и остается самым интересным, и я считаю за большую честь печататься в нем.