* * *
Расти во мне, тревога,
смотри в четыре ока
на ясный небосклон
с полоской облаков.
Расти, как тяжелеют
те, что еще белеют,
те, что еще пока
зовутся облака.
Смотри, как тяжелеют, –
уже и не белеют,
уже в железо туч
не просверлится луч.
Расти во мне глубо́ко,
как снег внутри сугроба,
да не растай, пока
не тают облака.
* * *
Ни элегий, ни од, ни эклог,
только горького кофе глоток
да коптилки флажок в потолок.
Мой потерянный рай, засыпай,
засыпай, как звереныш слепой,
я захлопнула дверь за собой.
Зацепясь за ореховый куст,
в темноту его смаху уткнусь,
и скользнет по губам холодок,
как остывшего кофе глоток.
* * *
Не потому что ты, не потому что я,
а просто выгорала из-под ног земля.
Не потому что я, не потому что ты,
а просто лето, нас обняв обоих,
поставило меня перед тобою
так близко, что уже не отойти.
Вчерашний жар с железных крыш спадал,
и духота стихала перед утром,
но, возносясь над сонным переулком,
из трех око́н не утихал пожар.
И при разлуке слез не пролилось
ни из одной глазницы обожженной,
и до сих пор, как факел обнаженный,
я вся смолой пропитана насквозь.
темнота
1966
* * *
Любовь проотрицав,
попасть в ее тенета,
отнять от слов темно́ты,
как руки от лица,
и взвидеть света взрыв
над городом и лесом,
как Кирие элейсон,
как мартовский призыв,
и моцартовский хор
над громким ледоходом,
как тот блаженный холод,
плывущий с белых гор.
* * *
У радостного Моцарта весло,
у горестного Моцарта ветрило.
Бесслезной скорбью скулы мне свело,
и музыка глаза не просветлила.
И горькое средьзимнее тепло
меня в сугробы мокрые ввинтило.
У радостного Моцарта – светило,
у горестного Моцарта – крыло.
Им все равно обоим не везло.
Трещи, ветрило, и плещи, весло.
* * *
Światła i świata piękności
света и мира красы,
капельки легкой росы,
вас помянуть бы не к ночи.
Чтобы не светлыми сны,
чтобы не ясными зори,
чтоб и во сне – о позоре
мертвородящей весны.
* * *
В сумасшедшем доме
выломай ладони,
в стенку белый лоб,
как лицо в сугроб.
Там во тьму насилья,
ликом весела,
падает Россия,
словно в зеркала.
Для ее для сына -
дозу стелазина.
Для нее самой -
потемский конвой.
* * *
Ты – горе мое. Ну, горе мое, засмейся.
Веревочки вьет из меня туманный месяц.
Но все не о том, да нет, не о том глотаю слезы,
хватаю, как рыба, белым ртом холодный весенний воздух.