Ну, горе мое, улыбнись, проскачи по той дорожке,
где исступленный дятел стучит
да теремок замшелый торчит
на курьей ножке.
суханово
Безлиственная легкость
пустых апрельских рощ,
зеленый мох, прозрачный
ручей, холодный хвощ.
Беспамятная легкость
как сном размытых слов,
прозрачный день, зеленый
осинник в сто стволов.
Реки изгиб холодный,
и в дальнем далеке
скрипит прозрачный ветер
в румяном ивняке.
* * *
Здесь, как с полотен, жжется желтый полдень,
и самый воздух, как печаль, бесплотен,
и в полной тишине летучим войском
висят вороны в парке Воронцовском.
Но ветхая листва из лет запрошлых
к моим локтям цепляется, к ладошкам
прокуренным, и в спутанные кудри
пустой кустарник запускает руки.
Я так далёко отошла от дома,
как самолетик от аэродрома
в густом тумане в темень отплывая…
Жива, мертва, листва или трава я?..
* * *
Афродита, белая пена с плеч,
как росток изогнутый в небо ткнись,
то ли грязный помазок, то ли плеть,
просыхает боттичеллиева кисть.
Мастер подкошенный от холста
отошел и взглядывает тяжело.
Афродита, мокрые волоса
провисают, как Эротово крыло.
Афродита, облачко, в наш век
залетишь ли из его худых рук,
краски капелька, вниз-вверх,
полоса – складка, грудь – круг.
* * *
А это не жизнь и не площадь,
а просто пустой балаган,
сопит в загородочке лошадь,
сквозит холодок по ногам.
И спущены флаги снаружи,
трапеции сняты внутри,
желтеют и кружатся стружки,
тускнея дрожат фонари.
Так сматывайте веревки
и шаткий грузите фургон,
до самой последней ночевки
остался один перегон.
* * *
Смахни со щек блаженство полусна
и разомкни глаза до в веках боли,
больницы грязнота и белизна -
как добровольный флаг твоей неволи.
Больницы пустота и теснота,
закрой, замкни глаза до боли в щёках,
смахни улыбку с вытертого рта,
но удержи напрасный в горле клекот.
Больницы полутьма и полусвет,
и твой сосед, с закрытыми глазами,
незримо проклиная белый свет,
неслышно заливается слезами.
* * *
В моем родном двадцатом веке,
где мертвых больше, чем гробов,
моя несчастная, навеки
неразделенная любовь
средь этих гойевских картинок
смешна, тревожна и слаба,
как после свиста реактивных
иерихонская труба.
шестистишия
1
А день зацепился за тень
от дерева и не уходит,
шевелится ржавым железом,
последним лучом голосит,
и тихое эхо за лесом,
как на́ небе солнце висит.
2
О счастьи, как о прохладе,
а город с утра лихорадит,
асфальт под ногами плывет,
а тот, что мне волосы гладит
горячей рукой, безотраден,
как марево…
3
Я строю, строю, строю,
но всё не Рим, а Трою,
и Шлиман на холме,
с лопатой и с лоханью,
дрожа от ожиданья,
сидит лицом ко мне.