Выбрать главу

Под круглое окошко

вползают облака, на них наверняка не вырастет морошка холодные бока, накатана дорожка, одно смешно немножко - прощальное «Пока»...

* * *

Хорошо, я подчиняюсь, я признаю вашу власть, моторы, гудящие в голове, и турбины, бурлящие в горле.
Речь идет не о таланте, зарытом или не зарытом в землю, но о смирении (где-то же оно вьется, а в руки не дается).

* * *

Не до жиру, быть бы живу, быть бы живу, мой дружок, не отдать сухую жилу заплести в чужой смычок.

* * *

Тане Чудотворцевой,
задавшей мне первую строчку
Не встретила бы нас Москва дождем, но лучше уж дождем, чем вязким зноем, но лучше зноем, чем по ребрам батожьем, но лучше батожьем, чем сломленным устоем
и ненадежной крышею на трех от зноя и дождя сгнивающих опорах, где выдувает сено из прорех пустой сквозняк, чей звук – не звон, а шорох.
Не встретила бы нас Москва вобще, но лучше уж Москва, чем холм безлесный, чем тот сквозняк, ползущий из щелей зернохранилища развалины бескрестной.

отрывки

Ни любви и ни разлуки, просто время все слизнет, и в задраенные люки голос мой не проскользнет.

*

Хоть каким, хоть нарочно неласковым, хоть чужим, как буддийский храм, эту кляксу любовь хоть ластиком, все равно останется шрам.

* * *

Эта пасмурная белая ночь, озаренная мерцанием туч, эта праздная нерезкая печаль, запечатавшая губы сургучом.
Подожги свое сухое ремесло, чтоб его и пепел ветром разнесло над гранитом долгим и над оловом вод, над границею дыши-и-не-дыши, подожди прощаться с голодом души, это над тобою влажен небосвод.

* * *

Недостоверная весна, четырехмерная темница, сквозь кожу прорванного сна на грудь просыплется землица,
на город высыплется мга, сквозь сон удвоится денница, в очах улягутся снега, и леднику очаг приснится,
и подо льдом блеснет блесна, подтает наледь на подушке, и, разверзая ложесна, ты раздерешь свои клетушки,
своей теснины берега, своих созвездий постоянство, солено-горькое пространство, ободья погребной кадушки, борта дощатого струга,
и, приподнявшись от подушки, швырнешь булыжник, как гранату, в четвертую координату, в непогребенного врага.

* * *

Мое любимое шоссе в рулон скатаю, в память спрячу, как многолетнюю удачу, как утро раннее в росе.
И даже Вышний Волочёк, где ноздри только пыль вбирают и где радар с холма взирает, как глаз, уставленный в волчок.
Еще и на исходе дня тревожный тяжкий сон в кабине, и вздохи в зное и в бензине, и берег, милый для меня…

* * *

Мы верим, что умрем, мы верим, но не знаем, пока не проплеснет заря крылом сухим, покудова на грудь горячим горностаем не кинется печаль, взывая Элохим.