* * *
Непоправимо холодно
в сумеречных переулках,
жар позапрошлого полудня
инеем сел в простенках,
на календаре – позавчера,
то же – на пухлых прелых булках,
вылеживающих вечера,
меняясь в оттенках.
Подсветивши фасады площади,
уместившейся на ладони,
пробредаешь по стенкам ощупью,
потому что ладонь зажата,
потому что скрученного кулачка
не отпустишь и на кордоне,
полузадохлого светлячка
не выдашь в рукавицы солдата.
А что там значится в календаре,
какое, милые, на дворе
тысячелетье и день недели,
– это выдохни и забудь,
мы живем не когда- и не где-нибудь,
но где-то, хоть в гетто, но в самом деле.
круговорот воды в природе
1977
* * *
Разговор, которого никогда -
Разговор, к которому ниоткуда -
Набережные захлестывает вода,
но река безымянна -
Безымянна, как глиняная посуда,
переполненная через край
ожиданием чуда или хотя бы не чуда,
чересчур ожиданием -
Ожиданьем чего-нибудь или чего-то,
называньем по имени мокрых камней,
и размывом границ, и отплытием флота,
отчаливанием щепочек от трухлявых пней,
еще не чающих океана
и не оглядывающихся назад,
на полусумрачный палисад,
на имя Лютеция или Секвана,
но увы - - - -
* * *
Мокро, холодно, свежо
над катящейся рекою.
За вертящейся строкою
не поспеешь, не нагонишь,
только смысл из рук уронишь
да вздохнешь нехорошо.
Мокро, холодно, тепло,
горько, жарко, переменно.
Горьким пламенем примера
не взожжешь, не распылаешь,
близоруко протираешь
запотевшее стекло.
Мокро, холодно со щек.
Сухо, горько в скулах сжатых.
ОСТАНОВИ, ВАГОНОВОЖАТЫЙ!
Отыщи останки рельса,
трепыхнись, потом забейся,
словно бабочка в сачок.
* * *
Слушай – и услышишь.
А пока до свиданья, до завтра,
до поры желтеющих листьев,
увядающего азарта.
* * *
Пропоешь, и припев повторишь, и примолкнешь,
как под дождь попадешь, хоть гори – не сгоришь, а промокнешь.
(Занимается серая заря.)
Между ночью и днем ни зарницы, ни разницы нету,
за границей, за дном бессознания мрежи на очи надеты.
(Брезжит от фонаря.)
Между волком и сукой только зубы оскалены разно,
скользким утром и в сумерках лампы слепые запалены праздно.
(«Одна заря загрызть другую…»)
Получив между глаз, меже очи, от Господа данных,
как раз различишь, что за час на часах дня ли ночи недавних.
(Чужую жизнь, недорогую.)
Вот когда воспоминания, нахлынув,
как прожектор, наведенный издаля,
сволокут твои останки в город Хлынов,
где холмами загорбляется земля,
где засушливое царственное лето,
где владетельная мерзлая зима,
где никто ни в чем не требует ответа
от сошедших с недалекого ума,
где черемуха качается
и наносит холода
и ничто не приключается
никому и никогда,
и где на заре на зореньке
медлительная метель
укроет тебя, угреет тебя,
усыпит тебя до беспамяти,
без памяти и без страсти…
Метет, пометет, заметет помелом,
и поделом, и поделом,
промежду двух зорь, четырех челюстей
припоминанья страстей
отметённых, отлетевших,
промежду двух зол и двойных обид
зеницы души обретают вид
не сожженных, а истлевших.