Как будто под утро стоит тишина,
но – чуткое ухо на стреме -
с туманного неба сползает луна
к моей разговорчивой дреме.
Как будто – а все же, молчи-не-молчи,
одна я, глуха и безлика,
во всей молчаливой и спящей ночи
виновница плача и крика.
* * *
Это позже, льдисто-неистов,
Блок напишет: «Эх, эх, без креста!»
А пока – детский жар у бомбистов,
небо чисто, и совесть чиста.
А пока из горячки деви́чьей
еще пышет скончавшийся век,
даже желтый дом – идилличней,
чем Казанский не Ноев ковчег.
Ах, бомбисты, идеалисты,
террористы, боевики,
кабы знать вам, какую карту
(с ностальгией по Первому марту)
вы сдаете миру с руки…
Ночь мутна и рассветы мглисты
над простором полярной реки.
* * *
Сроки мои не про́били,
крутится мое мобиле,
словно и впрямь перпетуум.
Шальную меня и отпетую
отпевать не приходится.
подсохнет мокропогодица,
застолбенеет распутица,
и гиацинт распустится
сквозь сутолку и сумятицу
в Страстную Пятницу.
двадцать четыре стихотворения
январь – май 1983
* * *
Ворота Клиньянкурские,
пристанище шпаны,
где урки, точно курские,
курчавы и черны,
где бабы с арабчатами,
цыганят, голосят
гортанно-вороватыми
речами о сносях,
где до шмотья блошиного
охочий эмигрант,
торгуясь с мужичиною,
вытягивает фант
и я где, птицей редкою,
с чинариком в руке,
с пустою портмонеткою
шатаюсь налегке.
* * *
По досточке по тоненькой,
по бревнышку, по шпале,
на берег, отдаленнее
всего, о чем шептали,
всего, о чем шепталися
над картою-двухвёрсткой,
а досточка шатается
над бездною развёрстой,
раззявленною, явленной
очам как бесконечность,
законченная яминой,
куда упасть, калечась…
По досточке трясущейся,
качающейся, шаткой,
передвигаясь, в сущности,
скорей ползком, чем шагом,
над бездною висячею,
на берег тот неближний,
где нам сияет счастие
потусторонней жизни.
* * *
Закрутились колеса, на выбоинах подлетая,
замелькали спицы, как лица забытых любимых,
за спиною осталась проклятая гончая стая,
за дорогу забудешь о пережитых обидах.
Завидущим глазом целую землю охватишь,
загребущей рукою дотянешься до горизонта,
по-за всяким разрядом за завтраком славишь и хвалишь
то, что завтра хвалить и славить не будет резона.
Колесница, телега, воз, арба, колымага
занесет тебя вдаль и вглубь, как метель заносит,
наберись терпенья, как белая терпит бумага,
как, в бауле защелкнута, проза лежит и есть не просит.
* * *
Некоторые слова
я и вымолвить не смею,
замусолила словарь,
им других ища на смену.
Некоторые стихи
не напишутся и сами,
не затем, что пустяки,
а затем, что словесами.
И отыскиваю по-
прозаичнее, попроще,
как трамвайное депо
вместо вырубленной рощи.