Небо в зените, небо на полдне,
край горизонта угольно-бел,
по-над стернею, из-под ладони
пепел белесый весь облетел.
* * *
Там тернии в снегу
манят своей короной.
Там ветер на бегу
срывает с оголенной
ольхи последний лист,
свернувшийся в колечко.
Там колок и змеист,
как вымерзшая речка,
чуть брезжущий рассвет,
едва в поземке зримый.
Там заметает след,
и бел необозримый
там чистого листа
простор, ничем не занят,
и эта пустота
зовет и в бездну тянет.
* * *
Ничто не повторится. Никогда.
Но в каждом новом – привкус повторенья,
и пишущееся стихотворенье
– как со шпаргалки. Черная вода
в чернильнице наводит подозренье,
что вложен был хороший кус труда,
что промывалась тяжкая руда
и острое прищуривалось зренье.
Но глаз, глядящий в дальний Арзамас,
заплыл слезою. Кто-то пьет за нас
170 лет, а мы, чужим похмельем
полны, в давнопрошедшую тетрадь
заглядываем, списываем, клеим…
И время жить, и время повторять.
* * *
Зима последней осени
была короткой,
снежинки только падали
и сразу таяли,
не замерзали лужи за
бензоколонкой,
ставало черным белое
и явным тайное.
Не промерзало плоское,
плавучей коркой
затянутое озеро,
и, выйдя за город,
земля к подошвам ластилась
лисою кроткой,
и колкий холод с воздухом
вступали в заговор.
* * *
Будем ехать, и ехать, и болтать в пустоте ногами
попусту, имитируя бег на месте.
За семь верст книзу вода разойдется кругами
от кольца, капитаном кинутого невесте
Атлантике. Атлантида на миг из воды привстанет,
проводит нас глазами, жмурящимися от соли.
И что в нас тогда прорастет? Что ввысь потянет,
как на уроке ботаники половинку фасоли?
* * *
Не явись мне, чумазое чудо,
не приснись, белоглазая чудь,
не колись, даже к счастью, посуда,
не ловись, ускользнувшая суть,
ничего не случайся, покуда
на себя я не смею взглянуть.
В этом зеркале вод, в этой луже
бытия, в плесневелом пруду
отразиться короче и у́же,
затенённее, глубже и глуше
и без глаз, чтоб одни только уши,
как кувшинки, цвели на виду.
* * *
Пододвинься на полшага
на поверхности кривой
полугруши, полушара
на орбите круговой
и натруженной пятою,
у инерции в силках,
оттолкни закон Ньютона
и очнись на облаках.
Пододвинься на полшага,
на полшага подойди,
чтобы я не оплошала,
не осталась позади
быстро тающего снега
на нетоптанном пути
с колотьём под дыхом слева,
у инерции в горсти.
* * *
Двойняшки расстояние и время
меня признали названой сестрой,
мы вместе роем из земли коренья,
завариваем вяжущий настой,
и в той же роще, в той же самой чаще,
где прогорел под котелком костер,
мы поднимаем глиняные чашки
за безграничный будущий простор.
* * *
Отсвет, отблеск, отголосок
– вот и вся
я, в одной из дальних просек
колеся
на костлявом самокате
через лес,
через засеки и гати
до небес.