* * *
Начерно прожито, а
начисто пробовать зря.
Из лесу про́жженного
изжелта всходит заря
по-над поленницей числ,
над частоколом сосн.
Односторонний смысл
жизни не прям, но прост.
* * *
Одна великолепная цитата.
Одна уже – и та, а если две?
И гладишь все три стороны квадрата,
и сладко ладишь струны в голове.
А там – проститься с грядкой огородной,
к босому бегу подстелить жнивье,
чтобы подслушать у кого угодно
и не сумняшась выдать за свое.
* * *
Милый мост на милой реке -
как Венерин бугор на ладони,
как орех в новогоднем ларьке
не на елке вися, а на клене.
Новый мост на старой реке -
как дитя, шевельнувшее в лоне
пятью пальчиками на руке,
на еще не разжатой ладони.
И, зажатый в пятерике,
словно свая во льду на реке,
словно свайка улегшись в гекзаметр,
в ветошьё запеленутый мост
сквозь сумятицу, сумрак и замять
голос пробует, как алконост.
* * *
Зимородок запел.
Значит, про все забудь.
И про этот расстрел.
И про тот крестный путь.
Шесть бесконечных дней
моря спокойна гладь.
Кто прибудет по ней?
Кто прибуксирует кладь?
И какую?
Но пой же, пой,
зимородок на скале.
Странный в очах покой,
странный покой на челе.
Зимородок просёк
небо над морем седым.
Значит, забудь про всё.
Смотри на белый дым.
* * *
Пора, пора! рога на склоне дня
трубят уже не вальд-, а вильд'хорном
и скоро смолкнут. Отзвуком упорным
отголосит трехструнная стерня
оледенелая. И, взятый с бою,
успевший протрубить и проиграть,
укрылся бор за серо-бурой мглою,
чтобы семью патронами загнать,
как музыкантский взвод, себя в обойму
и лечь в болото, настилая гать.
* * *
в эту речь утекающую подобно ручью
я хочу ступать сколько раз захочу
и под ту же самую тень ракит
что бы там ни рассказывал Гераклит
ибо в обе стороны здесь и сейчас
ходят стрелки лучась на звездных часах
ибо зяблик за облаком греется и
не в одну только реку впадают ручьи
ручеек ручеек не ходи на тот чаек
там чайка живет тебе чайник обобьет
из переложений
Стало море в грозе, как в крови,
ни полунощи не видать, ни полдня.
Что ты спишь? Восстань, воззови!
Что же ты бежишь от лица Господня?
В чрево вод меня кинули вниз головой,
оплела меня бездна морскою травой,
но по воле Господней
на волнах для скитальца построился скит,
рыба-кит, и отсель моя скорбь возопит,
из его преисподней.
Чудо-юдо извергло Иону на сушу,
чтобы быть ему слову Господню послушну
и пойти к горожанам ассирийской столицы,
не умеющим шуйцы отличить от десницы,
проповедовать им: еще сорок дней,
и камня на камне не останется от ней.
О Господи, спасший меня из чрева моря и рыбы чрева,
благий и милосердый, многомилостивый и долготерпеливый,
лучше мне умереть от Божия гнева,
чем плакать и петь под тенистою ивой, иссыхающей ивой.