Тема, духовного прозрения человека, отказывающегося от бездумного и созерцательного отношения к жизни, – основная лирическая тема этих стихов. Поэт пытается воссоздать процесс рождения революционной мысли в тяжких и горестных борениях («Не говорите, что напрасно…»). Эта тема волновала и Михайлова, и Огарева. Тема идейного возмужания героя придает новые черты лирике Плещеева. Новым качеством, свидетельствующим о художественных исканиях Плещеева, становится слияние в его произведениях личного и общественного.
В политических стихах Плещеева мы находим интонации интимной лирики, в лирических стихах – публицистические тенденции. Таковы его «Случайно мы сошлися с вами…», «Прости», «Перед отъездом», «Салтыкову», «Когда твой кроткий, ясный взор…», «Ты хочешь песен…», «Посвящение», «Когда мне встретится истерзанный борьбою…» и др.
По характеру и роду своей поэтической деятельности Плещеев ближе всего к Н. П. Огареву. Их поэзия складывалась о неимоверно тяжелых условиях последекабриетекой России, на почве одних и тех же литературных традиций. Плещеев – по преимуществу лирик, еще более, нежели Огарев. Замыслы больших эпических произведений так и не были им никогда осуществлены (напр., «Сон»). Единственная его поэма – «Она и он». Сам Плещеев настаивал на своем родстве с Огаревым. 20 января 1883 года он писал С. Я. Надсону, что П. И. Вейнберг в докладе о нем «отлично подошел к теме, соединив меня в своей характеристике с Огаревым».[68] И это сходство явственно в таких стихах Огарева, как «Ночь», «Бываю часто я смущен внутри души…», «Совершеннолетие» и т. д. «Раздумье» Плещеева прямо перекликается с огаревским стихотворением «Мы в жизнь вошли с прекрасным упованьем…».
Лирика Плещеева 50-х годов тем не менее часто звучала как повторение уже отживших мотивов: абстрактно-романтические декларации (вроде «ученья правды строгой») звучали анахронизмом. Н. Д. Хвощинская (В. Крестовский) в рецензии на сборник Плещеева 1861 года, высоко оценивая в целом творчество поэта, писавшего «живые, теплые современные вещи, которые заставляли нас сочувствовать ему», с резкостью и горячностью писала о неопределенности чувств и идей поэта.
В своей оценке поэзии Плещеева писательница-демократка исходила из наличия в ней наряду с гражданскими, общественнозначимыми темами интимно-лирических и абстрактно-романтических, которые можно было истолковать как сочувствие либеральным идеям.[69]
Это понимал и сам Плещеев, когда в «Раздумье» писал о «жалком разуверенье» и «убеждении в бесплодности борьбы…».
Н. А. Добролюбов, сочувственно оценивая книгу 1858 года, указывал на социально-историческую обусловленность ее скорбных и тоскливых интонаций обстоятельствами жизни, которые «безобразно сламывают самые благородные и сильные личности…». «В этом отношении, – отмечал критик, – и на дарование г. Плещеева легла та же печать горького сознания своего бессилия перед судьбою, тот же колорит „болезненной тоски и безотрадных дум“, последовавших за пылкими, гордыми мечтами юности».[70]
Известная неопределенность общественных позиций породила в поэте идиллические надежды либерального толка. Это налагало печать ограниченности на его гражданскую лирику 1850-х годов с ее мотивами гражданского покаяния и либеральными надеждами на крестьянскую реформу «сверху»:
убежденно возглашает он в 1858 году в стихотворении «Была пора: своих сынов…». Наиболее отчетливо либеральные иллюзии проявились в стихотворении «Трудились бедные вы, отдыха не зная…», которое зазвучало чуждыми лирике Плещеева тонами. Крестьяне, «покорные судьбе», терпеливо «несли (свой крест, как праведник несет», и вот настала «пора святая возрожденья», сам Христос, «кому молились вы смиренно и с любовью, Вам избавителя венчанного пошлет». Эта либеральная молитва вызвала необыкновенно резкий отклик у Добролюбова. Элегические сетования и либеральные иллюзии людей 40-х годов едко пародировались Добролюбовым. Либеральное восхваление «царя-освободителя» и будто бы «покорного» народа в стихотворении Плещеева высмеивалось в его пародии «Из мотивов современной русской поэзии».[71]
Пародии Добролюбова направлены не против Плещеева, но против либеральных ошибок поэта, отнюдь в глазах Добролюбова не перечеркивавших всего его творчества. Именно поэтому критик не напечатал своей пародии на него. Добролюбов критиковал Плещеева не только за либеральные иллюзии, но и за абстрактную дидактичность и аллегоричность образов. В его дневнике есть характерное замечание: «Так же мирно, – записывает он 8 февраля 1858 года, – покончили мы и с утилитарностью. Я сделал уступку, заметив, что всегда восстаю против голого дидактизма, как например в стихотворениях Жемчужникова и А. Плещеева, недавно печатавшихся в „Русском вестнике“».[72] Дидактичность, аллегорико-романтическая символика действительно являлись уязвимым местом стихов Плещеева, напечатанных в этом журнале в 1856 году: таких, как «После чтения газет», «С……у», «В степи» и т. д. Некоторая печать абстрактной дидактичности, утилитарности определяла слабые стороны его лирики и в более поздние годы. Это сознавал он сам, упорно ища связи своей поэзии с новым временем. На этом пути для него особое значение имели Чернышевский, Добролюбов и Некрасов. Под их влиянием он расставался с грузом либеральных заблуждений, и в этом отношении его творческий путь совпадал с такой же идейной перестройкой в творчестве М. Михайлова, В. Курочкина, В. Слепцова и др.
71
См. Н. А. Добролюбов. Полн. собр. соч., т. 6. М., 1939, стр. 198. Впервые на пародирование Плещеева указал В. Княжевич (Полн. собр. соч. Добролюбова, т. IX. СПб., 1912, стр. 531).