Окна настежь – и крик, разговоры,и цветочный качается стебель,и выходят на двор полотерыбосиком выколачивать мебель.
Выполз кот и сидит у корытца,умывается бархатной лапкой.Вот мальчишка в рубашке из ситца,пробежав, запустил в него бабкой.
В небе свет предвечерних огней.Чувства снова, как прежде, огнисты.Небеса все синей и синей,Облачка, как барашки, волнисты.
В синих далях блуждает мой взор.Все земные стремленья так жалки…Мужичонка в опорках на дворс громом ввозит тяжелые балки.
1903
Москва
Из окна
Гляжу из окна я вдоль окон:здесь – голос мне слышится пылкийи вижу распущенный локон…Там вижу в окне я бутылки…
В бутылках натыкана верба.Торчат ее голые прутья.На дворике сохнут лоскутья…И голос болгара иль серба
гортанный протяжно рыдает…И слышится. «Шум на Марица…»Сбежались А сверху девицас деньгою бумажку бросает.
Утешены очень ребятапрыжками цепной обезьянки.Из вечно плаксивой Травьятымучительный скрежет шарманки.
Посмотришь на даль – огородымелькнут перед взором рядами,заводы, заводы, заводы!..Заводы блестят уж огнями.
Собравшись пред старым забором,портные расселись в воротах.Забыв о тяжелых заботах,орут под гармонику хором.
1903
Свидание
На мотив из Брюсова
Время плетется лениво.Всё тебя нету да нет.
Час простоял терпеливо.Или больна ты, мой свет?
День-то весь спину мы гнули,а к девяти я был здесь…
Иль про меня что шепнули?..Тоже не пил праздник весь…
Трубы гремят на бульваре.Пыль золотая летит.
Франтик в истрепанной паре,знать, на гулянье бежит.
Там престарелый извозчикпарня в участок везет.
Здесь оборванец разносчикдули и квас продает.
Как я устал, поджидая!..Злая, опять не пришла…
Тучи бледнеют, сгорая,Стелется пыльная мгла.
Вечер Бреду одиноко.Тускло горят фонари.
Там… над домами… далекоузкая лента зари.
Сердце сжимается больно.Конка протяжно звенит.
Там… вдалеке… колокольняобразом темным торчит.
1902
Кошмар среди бела дня
Солнце жжет Вдоль тротуарапод эскортом пепиньероквот идет за парой парабледных, хмурых пансионерок.
Цепью вытянулись длинной,идут медленно и чинно —в скромных, черненьких ботинках,в снежно-белых пелеринках…
Шляпки круглые, простые,заплетенные косицы —точно все не молодые,точно старые девицы.
Глазки вылупили глупо,спины вытянули прямо.Взглядом мертвым, как у трупа,смотрит классная их дама.«Mademoisell Nadine, tenez voueDroit»[1]… И хмурит брови строже.Внемлет скучному напевуобернувшийся прохожий…
Покачает головою,удивленно улыбаясь…Пансион ползет, змееюмежду улиц извиваясь.
1903
Москва
На окраине города
Был праздник: из мглынеслись крики пьяниц.Домов огибая углы,бесшумно скользил оборванец.
Зловещий и черный,таская короткую лесенку,забегал фонарщик проворный,мурлыча веселую песенку.
Багрец золотых вечеровзакрыли фабричные трубыда пепельно-черных домовзастывшие клубы.
1904
Образы
Великан
1
«Поздно уж, милая, поздно усни:это обман…Может быть, выпадут лучшие дни.
Мы не увидим их… Поздно… усни…Это – обман».
Ветер холодный призывно шумит,холодно нам…Кто-то, огромный, в тумане бежит…
Тихо смеется. Рукою манит.Кто это там?
Сел за рекою. Седой бородойнам закивали запахнулся в туман голубой.
Ах, это, верно, был призрак ночной…Вот он пропал.
Сонные волны бегут на реке.Месяц встает.Ветер холодный шумит в тростнике.
Кто-то, бездомный, поет вдалеке,сонный поет.
«Всё это бредни… Мы в поле одни.Влажный туманнас, как младенцев, укроет в тени…
Поздно уж, милая, поздно. Усни.Это – обман…»