Уже спасают от цепей;
Им думать весело о воле,
О равных правах, мирной доле;
Их нет нигде, им быть нельзя,
Но их мечтой пленен и я.
Я рад нестись шумящими зыбями,
Скитаться рад в кибитке кочевой,[124]
Мне душно жить за пышными стенами;
Люблю шатер, люблю челнок простой.
О милый друг! всегда, везде со мною,
И на коне мне спутница в степях,
И по волнам на легких парусах;
Ты правь конем, ты правь моей ладьею,
Ты будь моей надежною звездою!..
Ты освятишь мой жребий роковой,
Мне принесешь небес благословенья.
Лети, лети в ковчег мятежный мой
Как благодать, как голубь примиренья;
Иль в страшный час, во мраке бурных дней,
Будь радугой прекрасною моей;
Зажгись зарей вечерней над холмами,
Пророческим огнем меж облаками.
Свята — как свят муйцинов Мекки глас
Поклонникам молитвы в тихий час,
Пленительна — как песни звук любимой
В мечтах младых тоской неизъяснимой;
Мила — как мил напев земли родной
Изгнаннику в стране, ему чужой;
Так будет мне отрадою бесценной
Речь нежная подруги несравненной.
Приют, как рай в час юности своей,
На островах, цветущих красотою,
С моей рукой, с любовию моей
Тебе готов; там дышит всё тобою,
Там сотнями мечи уже блестят,
Они спасут, и грянут, и сразят.
С тобою я, — а шайка удалая
Вдоль по морю помчится разъезжать
И для тебя, подруга молодая,
Чужих земель наряды отбивать.
В гареме жизнь скучна, как плен тяжелый, —
У нас светла беспечностью веселой.
Я знаю, рок грознее с каждым днем
Несется вслед за дерзким кораблем;
Но пусть беда отважных настигает,
Судьба теснит и дружба изменяет;
Всё усладит любовь твоя одна.
Прелестный друг! с той думою сердечной,
Что ты моя, что ты верна мне вечно,
Печаль летит — и гибель не страшна.
Равна любовь, равно к бедам презренье,
С тобой во всем найдется наслажденье;
Заботы, грусть и радость пополам;
Всё ты — всё я — и нет разлуки нам.
Свободные, с товарищами смело
Опять в морях начнем мы наше дело.
Так свет идет; дух жизни боевой
Дается всем природою самой.
Где льется кровь — где стран опустошенье,
Ужасна брань, и ложно примиренье;
И я горю воинственным огнем,
Но я хочу владеть одним мечом.
На распре власть престол свой утвердила,
И властвует им хитрость или сила;
Пускай же меч блестит в моих руках,
А хитрость пусть гнездится в городах;
Там негою те души развратились,
Которые б и бед не устрашились;
Там без подпор, без друга красоте
Цвести нельзя в невинной чистоте.
Но за тебя страшиться мне напрасно;
Как ангел, ты светла душою ясной.
Как знать судьбу! Но нам в родной стране
Спасенья нет, а горести одне.
Мою любовь разлука ужасает:
Яфаром ты Осману отдана;
Беги со мной! и страх мой исчезает;
Попутен ветр, ночь тихая темна.
Чета любви ненастья не робеет,
В опасной тме над нею радость веет.
Бежим, бежим, о милая! С тобой
Отрадно всё — и дышат красотой
Моря и степь; в тебе весь мир земной!
Пусть ветр шумит страшнее и страшнее,
Прижмешься ты к груди моей теснее! —
Не ужаснет час гибельный меня!
Лишь о тебе молиться буду я.
Что буйный ветр? что бездны океана?
Страшись, любовь, коварства и обмана!
Нас гибель ждет в гареме, не в морях,
Там миг один, а здесь вся жизнь в бедах.
Но — прочь от нас тяжелых дум волненья!
Решись скорей! настал уже для нас?»
Иль час беды, или свободы час.
Мы жертва здесь и гордости, и мщенья.
Яфар мне враг! и хочет дерзкий бей
Нас разлучить, — тебе Осман злодей!
21
Гарун от казни и упрека
Избавлен мной; в сераль до срока
Я прибыл, — здесь не каждый знал,
Как я по островам скитался;
Кто тайну ведал — умолчал, —
И я начальником остался
На всё готовых смельчаков;
Решитель дерзостных трудов,
Я их в разъезды рассылаю,
Меж них добычи разделяю;
И жалко мне, что редко сам
Пускаюсь с ними по волнам.
Но уж пора! во тме глубокой
Всё тихо! челн мой недалеко;
Уж ветер вьется в парусах;
Бежим! оставим гнев и страх
На здешних мрачных берегах!
Осман пусть явится с зарею,
А ты свободна — ты со мною!
И если этот гордый бей
Жить должен, — и отца родного
Спасти от часа рокового
Ты хочешь, — о, беги скорей!
Беги! Когда ж судьбы моей
Узнав всю тайну без обмана,
И клятву сердца, и мечты
Любви младой забыла ты, —
Я остаюсь, я жду Османа!
Тебе не быть его женой,
Не быть, что б ни было со мной!!»
22
вернуться
Кочующая жизнь арабов, татар и туркменцев описана всеми путешественниками в Левант. Нельзя не сказать, чтобы они не находили в ней особенной прелести. Один молодой француз, отступивший от христианства, рассказывал Шатобриану, что всегда, когда он мчался на коне, в степи, он испытывал неописанное чувство, приближавшее к восторгу.