Выбрать главу
14
Одета длинной власяницей, И лик под черной пеленой, Она вошла; уже гробницей Взята от прелести мирской; Стремяся к жертве невозвратно, Посту, трудам обречена, Перед налоем троекратно Распростиралася она; Но, искушая страшной долей, Ее спросил святой отец, Стяжает волей иль неволей Суровый инокинь венец; Он рек, да сердца правотою Отвергнет яд лукавых стрел, Что вечный огнь ей будет мздою Иль светлый ангельский удел; И за нее святые девы Молитвы теплые творят; Уже раскаянья напевы К судье доступному летят. Что я? Кто я? Изгнанник рая. В греховной бездне утопая, Что жизнь и разум, и краса? Цветок увядший, дым, роса. Но он своей щедроты бездной, Он, милосердый царь надзвездный, Услышит вопль мой, он меня Спасет от вечного огня. Но вот и ножницы блеснули, Невольно в храме все вздрогнули; И старец их пред ней держал. «Возьми и даждь ми», — он сказал. Она свой взор на них склонила, Взяла и старцу возвратила; В другой раз тоже, в третий раз... Вдруг стон... И в храме раздалась Толпа — и отрок неизвестный, Дрожащий, как она, прелестный, Не смея воли дать словам, Бежит... упал к ее ногам, Целует, облил их слезами... Увы, что с ней! Кто зрит сердца, Тот видел всё; она очами Искала образа; с лица Холодный пот, как град, катился; Но взор на образ устремился: Безмолвно отрока она, Душой молясь, благословляет И старцу ножницы вручает. Он взял, — и жертва свершена; И кудри темные, густые Летят на плиты гробовые; И пояс крепкий правоты, И риза дивная нетленья, И покрывало чистоты, И знак блестящий искупленья — Ей всё дано; она вняла, Что мудрость вечная рекла: «Кто хочет царствия Христова, Блаженства отрекись земного, И чрез долину слез и бед С крестом гряди ему вослед!» Сей путь ее: и, ангел новый, На небеса уже готовый, Она стоит пред алтарем В руке с таинственным крестом. В житейском море зря волненье, От бури гибельных страстей Я притекла искать спасенья У тихой пристани твоей. И ты, о свет незаходимый, Божественный, непостижимый, Отрада чистая сердец, Небесный страждущих отец! Привлек ты к пристани надежной Разбитый челн грозой мятежной; Ты отдал жизнь, ты усладил, Мечтанье правдой озарил; И днесь в восторге упоенья, Благословляя дни мученья, К блаженству расцветая вновь, Она уж там, где нет страданья, Где брошен якорь упованья, Где ты, и вечность, и любовь!
15
Летая думой вдохновенной В заветный мрак минувших дней, Опять узнал мой дух смятенный Тревогу томную страстей. Хоть светлый призрак жизни юной Печаль и годы унесли, — Но сердце, но мечты, но струны? Они во мне, со мной, мои. Я вспомнил ночь, когда, томимый Тоской, ничем не отразимой, В Печерской лавре я сидел Над той спокойною могилой, Надеждам страшной, сердцу милой, В которой прах священный тлел; Она душе была порукой Неверной радости земной, — И тень Натальи Долгорукой Во тме носилась надо мной…

БЕЗУМНАЯ

Русская повесть
Москва, Москва, где радости и горе Мой юный дух, пылая, обнимал, — Где жизнь мою, как в непогоду море, Мятеж страстей так часто волновал! Ты — колыбель моих воспоминаний, Сердечных дум и дерзких упований! О, сколько их увяло, не сбылось! Но хоть тогда и много туч неслось, — Отважный взор не устрашен был мглою, И вдалеке мелькающей звездою Пленялся я: во тме — она одна Светила мне; но так мила, ясна, Она меле туч так радостно играла, Надеждою, любовью мне сияла! Шуми же ветр, тмись небо, вой гроза: В очах, в душе — звезды моей краса!
И мой удел, с надеждами, с мечтами, С веселыми и горестными днями, По сердцу мне; он мне не утаил Душевных тайн, и я недаром жил. Туч грозных мрак, румяной блеск денницы Знакомы мне, и отзыв их живой То ужас льет, как в ночь протяжный вой Далеких бурь, то нежный звук цевницы Пред ним ничто. Я снова, если б мог, Искать бы стал тех пламенных тревог, В которых всё земное нам милее, Небесное и ближе, и святее! Стремлю назад, вздыхая, томный взор, Но в нем Москва — привет, а не укор.