Выбрать главу
В красе ли солнце засияет И светлый мир животворит; Из туч ли молния сверкает, Гроза ревет и гром гремит; Иль ночь нетленными звездами Усеет небо, как цветами, И томно нежится луна; Морская ли кипит волна; Журчит ли тихо ток сребристый; Иль Этна бросит сноп огнистый И вихрит пламень к облакам — Всё тайну знаменует нам: Что лишь одно всему душою, Что правит мира красотою, Равно как ужасом тревог, Морями, небом и землею — Любовь, премудрость, сила — бог! 4 И кони борзые пугливо Храпят, как будто чуя диво. Ямщик молчал, смотрел кругом И молвил мне: «Не пред добром! Верна примета, не обманет: Нам черный год, беда нагрянет; Столбы — к войне, а пламя — мор; Того гляди, опять набор!» Напрасно, гнав его сомненье, Я толковал ему явленье; Не понял он — как мерзлый пар Среди снегов родит пожар. Едва везти меня решился, Он вожжи взял, перекрестился, Лениво сел, махнул кнутом И повторил: «Не пред добром!» 5 И молча он большой дорогой Меня везет. — Невдалеке Лежит усадьба на реке. Вкруг деревянной и убогой Столетней церкви, меж кустов, Ряды являются гробов. Из кольев с ельником ограда Уж их теснит. Ветха, бедна, Часовня при пути видна; В ней тускло светится лампада. Вблизи костер, дымяся, тлел; Быть может, путников он грел. 6 Но кто, как тень, как привиденье, Как полуночное явленье, Могил таинственный жилец, На срок отпущенный мертвец, — Кто там мелькает предо мною?
Освещена ночной зарею, Зачем, свою покинув сень, Идет ко мне младая тень?.. Не тень была то гробовая — Была страдалица младая. Она догнать меня спешит; Она рукой к себе манит; За нами вопль ее несется; Мой дух смущен, и сердце бьется. Я удержал моих коней; Я сам бегу навстречу к ней. Но, к нам она летя стрелою, Вдруг неподвижною, немою Остановилась; тяжкий стон Возник — и смолк: «Опять не он!» 7 И вне себя она стояла, Бледна — как майская луна; И беглый взор кругом бросала, Тревожной думе предана; Какой-то грустью безнадежной Она дышала; сарафан И мех, накинутый небрежно, Скрывали грубо легкий стан; По белому челу бежали Струи разметанных кудрей И тмили чудный блеск очей, И взору дикость придавали; Слова немели на устах, И грудь вздымалась, трепетала; Но вдруг прошел мятежный страх — И, как в бреду, она сказала: «Зачем ты, путник, здесь со мной? Скачи к нему! Когда ж он будет Опять ко мне? иль мне живой В могилу лечь? иль он забудет И темный лес, и час ночной, И этот перстень золотой?» 8 Я понял всё. У исступленной Я руку взял, и вместе с ней К часовне, тускло озаренной, Пошел, не находя речей. Мы сели на могильный камень; Теплей я бедную одел; Костра оставленного пламень, Сверкая, нас обоих грел. И всё, что взоры ни встречали, Вливало в душу мрак печали: Она, крушимая тоской, В безумии любви земной, И сельский храм, с его гробами, И блеск, мерцающий над нами, И тайной дышащая ночь, Примет народных впечатленья — Смущало всё; и дум волненья Был я не в силах превозмочь; А между тем она сидела Печально-сумрачна, бледна; Невнятно, тихо что-то пела; И, смутных призраков полна, То робко бросит взор унылый На снежные вкруг нас могилы, Начнет молиться и вздохнет; То взглянет на небо, вздрогнет, Ко мне от ужаса прижмется, — И вдруг сквозь слезы улыбнется. Был дик огонь ее очей; Но, сердце кровью обливая, Ее улыбка роковая Огня их дикого страшней: Веселый знак дум ясных, чистых, Улыбка на ее лице; Она — как из цветов душистых, Венок на бледном мертвеце. 9 Она молчала — томный ропот Ума броженье намекал; Но странный, непонятный шепот В устах дрожащих замирал. Она, казалось, устремляла Всю память сердца к прежним дням, И вдруг мне руку крепко сжала, И молвила: «Ты любишь сам: Ты тронут был тоской моею! Радушен, добр ты, вижу я, А добрым не любить нельзя! Будь счастлив с милою твоею! Но, путник, ей не измени; Иль черные настанут дни, И сердце ум ее встревожит, И совесть страхи наведет — И с горя, как моя, быть может, Ее родимая умрет!»
Тогда кладбище указала Она мне трепетной рукой И, запинаясь, продолжала Рассказ печальный и простой: «Да! как моя! — Ее убила, Убила дочь; но мне простила Моя родная: обо мне Теперь, в безвестной стороне, Она всё молится... Ужасно Мне без нее на свете жить! —