Выбрать главу
Как без приюта, в день ненастный, Себя фиалке сохранить? 10 И что? и как? Сама не знаю; А с той поры, как нет родной, Творится чудное со мной: Я небывалое видаю, И, может быть, одна мечта! Но и природа уж не та: Хотелось мне убрать цветами Родной могилу: что ж? в полях Ни травки — снег! И я, в слезах, Бегу к реке, и над волнами Я вижу лед, — и тайный страх Кругом меня, как призрак, бродит. Вот полночь — а не месяц всходит! Взгляни — пожар на небесах! 11 И всё не так, как было прежде! Но, путник, ты моей надежде Не изменишь... Страшней всего С ним розно жить — пришли его! Спроси, зачем он любовался Моей девичьей красотой? Зачем, жестокий, издевался Над бесталанной сиротой? Когда ж настанет день отрадный! Когда же друг мой ненаглядный Приедет к нам — и с женихом Я стану под святым венцом! По нем, с утра до поздней ночи, Тоскует сердце; плачут очи. Он дал мне слово; для чего Так долго, долго нет его? Я не хочу тоски умерить: Беда — мне сердце разуверить! 12 Но быть за ним мне суждено. На прошлых святках я гадала; Кольцо под песни вынимала, И — как по бархату зерно, Зерно бурмицкое катилось; Как с алым яхонтом оно, Катяся, вместе очутилось, — Мне вышла песня. Также я На месяц в зеркало смотрела: Но тмился он, и я робела; В нем будто черная змея, Клубясь, к себе меня манила; Бежать я бросилась домой, От страха зеркало разбила, — И кто-то всё гнался за мной! 13 Нет, не венчаться мне! Могила, Могила ранний мой удел! Мой светлый призрак улетел, И смерть меня бы не страшила, И сладко б я в земле сырой Уснула, здесь, с моей родной! Но, путник, как не ужаснуться? Придет пора нам всем проснуться; Священник говорит: пойдут Все из гробов на божий суд! Как там без друга я предстану? Меня сожжет моя вина! Но боле за него страшна Мне грешных доля. Ни обману, Ни лести хитрой места нет В стране святой, где вечный свет. О, если можно, пусть за друга Его забытая подруга Горит одна!..» 14 И дикий взор
Стремился к небу. Страх, укор, Любовь, молитва в нем пылали; Но мрак таинственной печали Исчез, — и с новою мечтой Она как будто бы очнулась, Откинув кудри, улыбнулась, И, с торопливостью живой, Краснея, шепотом сказала: «Ты не поверишь, я слыхала Здесь от одной ворожеи, Что мертвые гроба свои В глухую полночь покидают И всюду бродят и летают. О! к белокаменной Москве Тогда б и я, в полночной мгле, С кладбища к милому носилась, Не с тем чтоб мне ему пенять, Не с тем чтоб друга испугать: Я б в невидимку обратилась, Дышала б в тишине ночной, Как ландыш на полях весной; Я б томным ропотом сказала: «Не бойся, милый, это я, Всё неразлучная твоя!» — И тихо бы являться стала, Не бледным, страшным мертвецом, Холодной тенью гробовою, Но в виде радостном моем, Собой румяной, молодою И с темно-русою косою — Как перед ним я вечерком, Бывало, пела и плясала Или тайком к нему бежала С клубникой, с свежим молоком. Но если я и за могилой Гонима тайною судьбой — Когда забыл меня мой милый И счастлив он теперь с другой, — Я б мести ярой предалася, Взыграло сердце бы мое, Как острый пламень вкруг нее Я б трижды, путник, обвилася!..» 15 И голос замер на устах. Взбунтована мечтой ревнивой, Она дрожит; в ее очах Сверкает блеск любви строптивой. Невольно разделял я с ней Души угрюмое волненье. Был страшен мрак ее речей; Но быстрый призрак прежних дней Вдруг озарил ее смятенье, — Так ночью бурною волна Кипит во мгле и с пеной хлещет; Проглянет месяц — и она Опять, мятежная, заблещет. 16 «Но ты жестокою меня Не называй, о путник! я Уловкой злою на разлуку Осуждена, быть может, с ним, — Пойми ж мой страх и сердца муку! Он мой, он должен быть моим — Порука бог! Я не рабою На труд тяжелый рождена, Хоть в низкой доле, хоть бедна... Но то не горе, что судьбою Родным полям возвращена: На них цвела я без кручины, Чиста, как ручеек долины; Был светел день, отраден сон, Не знала слез. Явился он: Пропало всё! Родня, чужие, Все мне пеняют, все бранят! Когда б ты знал, что говорят! Крестьянки грубые, простые Со мной встречаться не хотят! 17 И правда их: не та я стала, Какою прежде я была: Печаль мне на сердце напала, И тма все думы облегла! Что вижу я — не замечаю! Что скажут мне — я забываю! Мой ум лукавым отравлен! Мне жизнь мерещится как сон! Но то, что мне, бывало, милый Тихонько говорил, — ту речь Умела я какой-то силой В туманной памяти сберечь. Его речам — хоть им не сбыться — Как в душу мне не зарониться!.. Берет ли смех, томит ли грусть, — Я всё твержу их наизусть, И затвердила слово в слово; И всё мне в них как будто ново. Там, в роще темной, при луне, Вот что сказал неверный мне: «Зачем, в деревне расцветая, Моя лилея полевая, Несешь ты нужду и труды? Мила ты, прелесть молодая, Светлее утренней звезды! Не знаю сам, но я тобою, Прекрасный друг, обворожен! С тобой не перстнем, а душою, Моя невеста, обручен! Люби меня!..» — И я любила! Забыла я отца и мать; Девичью совесть погубила, В Москву хотела с ним бежать; Но не Москвой с ее весельем И не жемчужным ожерельем Меня красавец обольстил. Скажи: нет, он не изменил? 18 Бывало, только тень ночная Оденет дальний небосклон, Замолкнет песня плясовая, И все пойдут на тихий сон, — А я, украдкой от родимой, Бегу одна в лесок любимый. Но в тот лесок ходила я Не с тем чтоб слушать соловья, Не с тем чтоб небом любоваться, Когда в нем звезды загорятся: В сени берез, во тме ночей, Моя звезда, мой соловей — Всё он один! — И как, бывало, Как сердце билось, замирало, Когда, в полночной тишине, Я жду его, дохнуть не смею. Дрожу, то вспыхну, то хладею — И он идет! — И, как во сне, Исчезло всё! — Стыдом, тоскою Я с той поры сокрушена; И все смеются надо мною; И я — Безумной названа. Но если б то, что миновалось, Опять к нам, бедным, возвращалось, — В груди стеснила б я тоску, Мой стыд и горе утаила — И, страх сказать духовнику, Опять бы в рощу я ходила!»