Приди ж скорей, очарователь,
Чудесных струн дай слышать звон, —
Приди — и горестный мечтатель
Откинет дум тревожный сон!
Душа внимать тебе готова;
Моя печаль исчезнет снова,
Приди — и светлою струей
Воспоминаний рой летучий,
Как радуга над черной тучей,
Опять заблещет надо мной.
ГРАФИНЕ ПОТОЦКОЙ
Я не видал твоих очей,
Я не слыхал твоих речей;
Но звезды ночи помню я
И помню песни соловья.
Я знаю, ты мила, ясна,
Как белоснежная лилея,
В речах ты прелести полна,
Умом и чувством пламенея.
И я знаком моей мечтой
С твоей пленительной красой,
И голос нежный знаю я;
Он слышен в сердце у меня.
Так узник в мрачной тишине
Мечтает о красах природы,
О солнце ярком, о луне,
О том, что видел в дни свободы.
Уснет ли он — в его очах
Леса, река, поля в цветах,
И, пробудясь, вздыхает он,
Благословляя светлый сон.
КНЯЖНЕ АБАМЕЛЕК
В душистой тме ночных часов
От звезд далеких к нам слетая,
Меж волн сребристых облаков
Мелькает пери молодая,
И песнь любви она поет, —
И нам мила той песни сладость,
И в грудь она невольно льет
Тревогу чувств, тоску и радость.
Подобно ей, явилась ты
С ее небесными мечтами,
И в блеске той же красоты,
С ее улыбкой и слезами.
Восток горит в твоих очах,
Во взорах нега упоенья,
Напевы сердца на устах,
А в сердце пламень вдохновенья.
ГРАФИНЕ ЗАВАДОВСКОЙ, УРОЖДЕННОЙ ВЛОДЕК
Твоя красою блещет младость;
Ты на любовь сердцам дана,
Светла, пленительна, как радость,
И, как задумчивость, нежна;
Твой голос гибкий и прелестный
Нам веет музыкой небесной,
И сладкой томностью своей
Любимой песни он милей.
Но что так сильно увлекает?
Что выше дивной красоты?
Ах! тайна в том: она пленяет
Каким-то чувством доброты.
В лице прекрасном, белоснежном
И в алых розах на щеках —
Везде всё дышит сердцем нежным;
Оно и в голубых очах,
Оно в улыбке на устах;
И, как румяною зарею
Блеск солнца пламенной струею
Бросает жизнь на небеса, —
Так чистой, ангельской душою
Оживлена твоя краса.
И часто, о тебе мечтая,
Тебя я вижу на пирах,
Где ты, о фея молодая!
У всех и в думах, и сердцах.
Я вижу взор очей огнистых,
И волны локонов душистых
На беломраморных плечах;
Иль вдруг стремлюсь я за тобою
К зеленым невским островам,
Брожу в раздумье по садам,
Смотрю, как ты, порой ночною,
По зыбкой, дремлющей реке,
Осеребренной уж луною,
Летишь в уютном челноке, —
И твой челнок волна лелеет,
И ветерок приветно веет,
И светит радостней луна —
Тобой любуется она.
Но знай, любимое мечтанье,
Моей души очарованье,
Тебя в тот час воображать,
Как, всё забыв, младая мать,
С твоим младенцем ты играешь,
Его ты к сердцу прижимаешь;
А он, невинностью цветя,
Смеется, милое дитя, —
И у тебя взор нежный блещет
Сквозь слезы радостью живой,
И грудь лилейная трепещет
Любовью тихой и святой.
НЕ НАЯВУ И НЕ ВО СНЕ
Фантазия
Князю П. Г. Гагарину
And song that said a thousand things;[85]
Откинув думой жизнь земную,
Смотрю я робко в темну даль;
Не знаю сам, о чем тоскую,
Не знаю сам, чего мне жаль.
Волной, меж камнями дробимой,
Лучом серебряной луны,
Зарею, песнию любимой
Внезапно чувства смущены.
Надежда, страх, воспоминанья
Теснятся тихо вкруг меня;
Души невольного мечтанья
В словах мне выразить нельзя.
Какой-то мрачностью унылой
Темнеет ясность прежних дней;
Манит, мелькает призрак милой,
Пленяя взор во тме ночей.
И мнится мне: я слышу пенье
Из-под туманных облаков...
И тайное мое волненье
Лелеять сердцем л готов.
ИЗ ТРАГЕДИИ НИКОЛИНИ «GIOVANNI DI PROCIDA»[86]
Хор певцов
Уж не холодный ветер веет,
Проникло солнце в тень лесов;
Зачем так пышно зеленеет
Земля измученных рабов?
Поля, где кровь текла рекою,
Где тлеют кости сыновей,
Одеты жатвой золотою —
Твоей добычею, злодей!