Вчера — бьет полночь-страх могилы
Последние разрушил силы,
И пред иконою святой
С непостижимою тоской
Я изливал мои страданья;
Я милосердного молил,
Чтоб грех кровавый мне простил,
Чтоб принял слезы покаянья.
Вдруг что-то, свыше осеня,
Как будто душу озарило
И тайной святостью страшило,
Отец мой, грешного меня.
Лампада луч дрожащий, бледный
Бросала томно в келье бедной.
Покрыта белой пеленой,
Она предстала предо мной.
И черные горели очи
Ярчее звезд осенней ночи.
О нет, то был не призрак сна
И не обман воображенья!
Святой отец, к чему сомненья!
С нее слетела пелена,
И то была, поверь... она!
Она, прелестная, младая!
Ее улыбка неземная!
И кудри темные с чела
На грудь лилейную бежали,
И, мнилось мне, ее уста
Былое, милое шептали;
Всё та ж любовь в ее очах,
И наш младенец на руках.
«Она!.. прощен я небесами!»
И слезы хлынули ручьями.
Я вне себя бросаюсь к ней,
Схватил, прижал к груди моей...
Но сердце у нее не бьется,
Молчит пленительная тень;
Неумолимая несется
Опять в таинственную сень;
И руки жадные дрожали;
И только воздух обнимали;
Мечтой обмануты, они
К груди прижалися одни.
«Ужель отринуты моленья?
Ужель ты вестник отверженья?
Или в ужасный, смертный час,
Моя всё верная подруга,
Хотела ты в последний раз
Взглянуть на гибнущего друга?..»
И с ложа на колена пал
Чернец, и замер голос муки;
Взор оживился, засверкал;
К чему-то вдруг простер он руки,
Как исступленный закричал:
«Ты здесь опять!.. конец разлуки!
Зовешь!.. моя!.. всегда!.. везде!..
О, как светла!.. к нему!.. к тебе!..»
14
Два дни, две ночи он томился,
И горько плакал, и молился;
На третью ночь отец святой
Обитель мирную сзывает;
Последний час уже летает
Над юной грешною главой.
И в келью брата со свечами
Собором иноки вошли,
И белый саван принесли...
И гроб дощатый за дверями.
Печален был их томный глас,
За упокой души молящих;
Печален вид их черных ряс
При тусклом блеске свеч горящих.
Прочитана святым отцом
Отходная над Чернецом.
Когда ж минута роковая
Пресекла горестный удел,
Он, тленный прах благословляя,
Ударить в колокол велел...
И звон трикратно раздается
Над полуночною волной.
И об усопшем весть несется
Далеко зыбкою рекой.
В пещеру вещий звон домчался,
Где схимник праведный спасался:
«Покойник!» — старец прошептал,
Открыл налой и четки взял;
У рыбаков сон безмятежный
Им прерван в хижине прибрежной.
Грудной младенец стал кричать;
Его крестит спросонья мать,
Творить молитву начинает
И тихо колыбель качает. —
И перед тлеющим огнем
Опять уснула крепким сном.
И через поле той порою
Шел путник с милою женою;
Они свой ужас в темну ночь
Веселой песнью гнали прочь;
Они, лишь звоны раздалися, —
Перекрестились, обнялися,
Пошли грустней рука с рукой...
И звук утих во тме ночной.
НЕВЕСТА АБИДОССКАЯ
Турецкая повесть лорда Байрона
Ее императорскому величеству государыне императрице Александре Феодоровне с чувством сердечного благоговения всеподданнейше посвящает Иван Козлов
Надежда и любовь полуночного края,
Народа древнего царица молодая,
О будь, хранимая всевышнего рукой,
Блаженства русского прекрасною звездой!
Безвестный я певец, забвенный житель мира;
Дубравам и полям моя играет лира,
Задумчиво поет мечты минувших дней,
Порывы бурные и тайный пыл страстей.
Дерзну ли я цветок убогий и смиренный,
Подруга нежная владыки полвселенной,
Дерзну ль тебе принесть? Кипит восторг живой...
А струны робкие немеют пред тобой.
Не сан блистательный, не почести земные,
Но добродетели нетленные, святые
Пленяют дух певца. — Тебя всещедрый бог
России подарил; ты радости залог
И чувств возвышенных пылающей душою,
И сердца нежных дум небесной чистотою.
Порукой прочною блаженства на земли
Святая благодать семейственной любви;
Блажен народ, когда всем правилам священным,
Всем кротким должностям, от века неизменным,
Творящим жизни путь вернее и светлей,
Он видит образец в душе своих царей!
О час, прекрасный час надежд, очарованья,
Когда, священного полна воспоминанья,
Ты в тайный тот чертог незримая спешишь,
Где образ матери так набожно хранишь,
И, тихо мрамора касаяся устами,
Венчаешь хладный лик душистыми цветами,
Бесценная слеза дрожит в твоих очах,
А незабвенная ликует в небесах!
Но знай, уж небеса тебя благословили;
Четыре ангела тебе уж возвестили
Награду чистую: любовь и благодать;
И набожная дочь — счастливая ты мать.
Пленителен, как ты, и пышно расцветая,
Усердных россиян надежда дорогая,
Порфирородный сын блистает пред тобой
На всё прекрасное готовою душой;
Им чувство новое твой жребий озарило;
Предмет святых забот, забав товарищ милый,
Он радость светлая твоих невинных дней...
Дерзну ль я лирою нескромною моей
Тебе напомянуть о тех минутах ясных,
Когда ты вместе с ним, в тени садов прекрасных,
Гуляешь, говоришь, и в юный, гибкий ум
Вливаешь доброту и жар высоких дум?
Иль, в час его забав, вечернею порою,
Как волны звучные он детскою рукою
Стремится рассекать сверкающим веслом
И пена белая кипит под челноком,
Ты, спутница его, и вдоль брегов тенистых
Одна по зеркальной равнине вод сребристых
В том легком челноке летаешь вместе с ним:
Прелестен он тобой, а ты прелестна им.