4
«О сын рабы! — паша вскричал. —
Напрасно я надеждой льстился,
Чтоб ты с годами возмужал.
От нечестивой ты родился!
Иной бы, в цвете юных дней,
То борзых объезжал коней,
То стрелы раннею зарею
Бросал бы меткою рукою.
Но, грек не верой, грек душой,
Ты любишь негу и покой,
Сидишь над светлыми водами
Или пленяешься цветами;
Ах! признаюсь, желал бы я,
Чтоб, взор ленивый веселя,
Хотя б небесное светило
Твой слабый дух воспламенило!
Но — нет! позор земли родной!
О! если бурною рекой
Полки московитян нахлынут,
Стамбула башни в прах низринут
И разорят мечом, огнем
Отцов заветную обитель, —
Ты, грозной сечи вялый зритель,
Ты лен пряди, — а стук мечей
Лишь страх родит в душе твоей;
Но сам ты мчишься за бедою;
Смотри же, чтоб опять с тобою
Зюлейка тайно не ушла...
Не то — вот лук и вот стрела!»
5
Уста Селимовы молчали;
Но взор отцов, отцова речь
Убийственней, чем русский меч,
Младое сердце уязвляли.
«Я сын рабы? я слаб душой!
Кто ж мой отец?.. Давно б иной
Пал мертвый за упрек такой».
Так думы черные рождались,
И очи гневом разгорались,
И гнева скрыть он не хотел.
Яфар на сына посмотрел —
И содрогнулся... Уж являлась
Кичливость юноши пред ним;
Он зрит, как раздражен Селим
И как душа в нем взбунтовалась.
«Что ж ты ни слова мне в ответ?
Я вижу всё — отваги нет, —
Но ты упрям, — а будь ты смелый,
И сильный, и годами зрелый,
То пусть бы ты свое копье
Переломил — хоть о мое».
И взгляд презренья довершает
Паши насмешливый укор;
Но дерзкий вид, обидный взор
Селим бесстрашно возвращает, —
Сам гордо на него глядит,
Гроза в очах его горит,
И старец взоры опускает,
И с тайной злобою молчит.
«Он мне рожден для оскорбленья,
Он мне постыл со дня рожденья.
Но что ж? — его без силы длань
Лишь серну дикую и лань
Разит на ловле безопасной;
Его страшиться мне напрасно.
Ему ли с робкою душой
За честь лететь на смертный бой?
Меня кичливость в нем смущает,
В нем кровь... чья кровь?.. Ужель он знает?..
В моих очах он как араб,
Как в битвах низкий, подлый раб;
Я усмирю в нем дух мятежный! —
Но чей я слышу голос нежный?..
Не так пленителен напев
Эдемских светлооких дев.
О дочь! тобою жизнь яснее,
Ты матери своей милее. —
С тобою мне, под сумрак лет,
Одни надежды, горя нет;
Как путника в степи безводной
Живит на солнце ключ холодный,
Так веселит взор жадный мой
Явленье пери молодой.
Какой поклонник в поднебесной
Перед гробницею чудесной,
Пророка пламенней молил?
Кто так за жизнь благодарил,
Как я за дочь, мою отраду,
Его прекрасную награду?
Дитя мое... О, сладко мне
Благословенье дать тебе!»
6
Пленительна, светла, как та мечта живая,
Которая с собой несет виденья рая
Страдальца горестным, призраков полным снам,
И радует тоску, что встреча есть сердцам,
Что в небе отдана утрата нам земная,
Мила, как память той, чей свят бесценный прах,
Чиста, как у детей молитва на устах,
Была Яфара дочь. — Заплакал вождь угрюмый,
Когда она вошла, и не от мрачной думы.
Кто сам не испытал, что слов на свете нет
Могущей красоты изобразить сиянье?
Предстанет ли пред кем? В душе очарованье,
Бледнеет, и в очах затмится божий свет,
И, сладостно томясь, веселый и унылый,
Он сердцем признает всю власть чудесной силы.
Зюлейка так блестит той прелестью младой,
Которой имя нет, безвестной ей одной,
Невинностью цветет, любовью пламенеет,
И музыка у ней с лица как будто веет,[100]
И сердце нежное льет жизнь ее красам.
А взор? о! этот взор — он был душою сам!
Она вошла — главу склонила
И руки белые крестом
На перси чистые сложила, —
И перед сумрачным отцом —
С улыбкою смиренной стала,
И на плечо к нему припала,
И белоснежною рукой
Приветно старца обнимала.
Лаская дочь, Яфар немой,
Унылый, — дело начатое
Уже готов был отменить;
Яфар боялся погубить
Ее веселье молодое;
Он чувством был прикован к ней;
Но гордость в нем всех чувств сильней.
вернуться
Это выражение находили странным: я не стану ссылаться на "того, кто не. имеет музыки в душе", а только попрошу читателя припомнить в течение десяти секунд черты женщины, которую он почитает прекраснейшею; ежели он и тогда совершенно не поймет того, что слабо выражено в этом стихе, то я жалею о нас обоих.
О соотношении и непосредственном сравнении, происходящем от сего соотношения: музыки с живописью, можно прочесть красноречивый отрывок в книге "О Германии", - творении, написанном женщиною, которой гений превзошел дарования женщин всех времен ("De l'Allemagne", vol. III, chap. 10). Не гораздо ли сильнее сия связь с подлинником, нежели с копиею? с красками природы, нежели с красками искусства? Одним словом, это легче чувствовать, нежели описать; однако ж я думаю, что будут люди, которые поймут сие выражение, или по крайней мере поняли бы, ежели б они видели лицо, которого говорящая гармония внушила сию мысль: в самом деле, мысль сия произведена не воображением моим, но я нашел ее в моем воспоминании, этом зеркале, которое печаль разбивает, бросая на землю, но, глядя на обломки, видит только умноженное отражение.