14
«Зюлейка, ты спеши укрыться
В высоком тереме своем,
Я должен, я могу явиться
Перед разгневанным отцом.
Внезапно с берегов Дуная
К нам весть примчалась роковая.
Визирь писал, что враг разбит,
А сам от яуров бежит;
Но подвигам вождя такого
И у султана мзда готова.
Когда же барабанный бой
Военным ужин и покой
С вечерней возвестит зарею,
Тогда во тме, никем не зрим,
В гарем прокрадется Селим, —
И мы уйдем порой ночною
Чрез сад, — на берегу морском,
Уединенном и крутом,
В тиши беседовать с тобою.
Не бойся, будут нас стеречь
И темна ночь, и острый меч.
Гарун за нас, и в час урочный...
Решись, Зюлейка, не робей!»
— «Робеть с тобой!..»
— «Иди ж скорей,
Гарема ключ в руке моей;
Узнаешь ты во тме полночной
Мой рок, мой страх, мои мечты,
И я не то, что мнила ты».
1
Над Геллеспонтом ветер дует,
Клубит волнами и бушует,
Как бушевал перед грозой,
Когда погиб в ночи ужасной
Тот юный, смелый и прекрасный,
Что был единственной мечтой
Сестоса девы молодой.
Бывало — только тень сгустится
И вещий факел загорится, —
Тогда хоть ветер и шумит,
Хоть море гневное кипит
И с пеной к берегу несется,
И небо тмится черной мглой,
И птиц морских станица вьется,
Перекликаясь пред грозой;
Но он смотреть, внимать не хочет,
Как небо тмится — вал грохочет,
Всё факел светится в очах,
Звездой любви на небесах;
Не шум грозы, но томной девы
Всё слышатся ему напевы:
«Неси, волна, в полночной тме
Скорее милого ко мне!»
Вот старина, — и нам дивиться
Не должно ей, — быть может, вновь
Пылать сердцам велит любовь,
И эта быль возобновится.
2
Над Геллеспонтом ветр шумит;
Он, волны черные вздымая,
Их в море бурное клубит;
И, расстилаясь, тень ночная,
На поле том уже легла,
Где так напрасно кровь текла;
Скрывают мрачные туманы
Ту степь, где царствовал Приам;
На ней заметны, здесь и там,
Одни могильные курганы.
Ни ужас битв, ни блеск венца,
Ничто б от мрака не спаслося
Без песен нищего слепца
С холмов кремнистого Хиоса.
3
И я был там! и видел я
Тот брег, мечты священной полный;
И я был там!.. там и меня
Кипучие носили волны.
Певец! когда ж удастся мне,
В твоей минувшего стране,
Томиму думою высокой,
Бродить опять по тем полям,
Где дивное понятно нам,
Где каждый холмик одинокой
Останки славные хранит,
И где, как прежде, всё шумит,
Шумит твой Геллеспонт широкой;[113]
И беден, беден тот душой,
Кто пред заветной их красою,
Певец, рассказ чудесный твой
Считает выдумкой одною!
4
Оделись волны черной мглой;
И с мраком ужас ночь наводит,
А над туманною горой
Желанный месяц не восходит.
О Ида! он с твоих высот,
Бывало, свет дрожащий льет
На поле битв; но смолкло поле —
И нет на нем тех ратных боле,
Которым часто в тме ночей
Был в гибель блеск его лучей.
Лишь пастухи, в их мирной доле,
Когда он светит веселей,
Пасут стада вокруг могилы
Того, кто, славный и младой,
Сражен дарданскою стрелой.
Здесь возвышался холм унылый,
Здесь сын Аммона горделивый,[114]
Свершая тризну, пировал.
Сей холм народы воздвигали,
Цари могучие венчали;
Но сам курган надменный пал
И в безымянной здесь пустыне
Почти от взоров скрылся ныне.
О ты, жилец его былой!
Как тесен дом подземный твой!
Пришлец один на нем мечтает
О том, кого и в гробе нет,
И свой задумчивый привет
Пустынным ветрам поверяет.
Наш прах как бы живет в гробах;
Но твой — исчез и самый прах.
вернуться
Много было споров о том, что выражает эпитет: широкий Геллеспонт. При мне спорили об этом однажды на месте; не предвидя скорого окончания сего спора, я вздумал переплыть его между тем, и, верно, еще раз переплыву, пока это решат. Известно, что спор о сем начинается с времен Троянских: всё затруднение представляется в слове ???????. {Безграничный, беспредельный (греч.). - Ред.} Может быть, поэт имел такое ж понятие о расстоянии, какое кокетки имеют о времени, и, говоря о широком, подразумевают не более полумили; таким же образом кокетки, говоря о вечной их привязанности, подразумевают не более трех недель.
вернуться
Александр Македонский, прежде наступления на Персию, почтил гробницу Ахилла и увенчал алтарь лаврами и проч. Впоследствии сделал то же в подражание ему Каракалла. Полагают, что Каракалла умертвил своего друга, по имени Фестуса, отравою для того только, чтобы найти причину учредить новые игры, подобно бывшим в память Патрокла. Я видел стада овец, пасущихся на гробницах Есиетеса и Антилоха; гробница первого в средине долины.