5
Взойдет, взойдет в свой час урочный
Сребристый рог луны полночной,
Утешит мирных пастухов
И страх отгонит от пловцов;
Но до луны всё тма скрывает;
Маяк на взморье не пылает,
И в мгле туманной легкий челн
Ныряет робко между волн.
Везде, вдоль берега морского,
В домах светилися огни, —
Но вот, один после другого,
Уже потухнули они;
Лишь только в башне одинокой
Младой Зюлейки свет блестит, —
Лишь у нее, в ночи глубокой,
Лампада поздняя горит,
И тускло светит пламень томный
В диванной, тихой и укромной,
Блестя на тканях золотых
Ее подушек парчевых.
На них из янтарей душистых
Вот чётки девы молодой,
Которые, в молитвах чистых,
Она лилейного рукой
Так набожно перебирает, —[115]
И в изумрудах вот сияет
С словами Курзи талисман;
Ах, что ж она его забыла!
В нем тайная хранится сила,
И ей он матерью был дан;[116]
И с комболойё вот Коран,[117]
Раскрашен яркими цветами;
А подле — с пестрыми каймами
Тетради песен и стихов
Счастливой Персии певцов,
И лютня, бывшая подруга
Ее веселого досуга;
И вкруг лампады золотой
Цветут цветы, благоухая,
В фарфоре расписном Китая
И дышат свежею весной!
И пышные ковры Ирана,
И ароматы Шелистана,
И всё здесь дивною красой
И взор, и чувство услаждает.
Но что-то тайною тоской
Невольно сердце замирает.
Сама где пери? — где ж она? —
И воет ветр, и ночь темна.
6
Под соболем пушистым, черным,
Сокрыв от вьюги нежну грудь,
Она, не смея и дохнуть,
С проводником своим безмолвным,
Проходит трепетной стопой
Кустарник дикий и густой.
Когда ж в поляне вихрь промчится
И вдруг завоет, засвистит, —
То дева бедная дрожит, —
Назад хотела б возвратиться,
Но от Селима как отстать,
Как на любезного роптать?
7
И вот стезей уединенной
Пришли к пещере отдаленной,
Где часто с лютнею в руках
По вечерам она певала
И набожно Коран читала,
Носясь в младенческих мечтах
Девичьей думой в небесах.
Что будет с женскими душами, —
Пророк ни слова не сказал,
Но ясными везде чертами
Селиму вечность обещал.
«Ах! и в тени садов чудесных,
И в светлых радостях небесных
Селим встоскуется по мне,
Ему так милой на земле.
О нет! возможно ль, чтоб иная
Так нежно с ним умела жить,
И будто может дева рая
Страстней меня его любить?»
8
Но вид пещера изменила
С тех пор, когда в последний раз
Зюлейка там досужный час
В сердечных думах проводила.
Быть может то, что мрак ночной
Давал пещере вид иной,
Где пламень синеватый, бледный
Едва пылал в лампаде медной.
Но что в лучах его блестит?
Что чудное в углу лежит?
То были сабли и кинжалы;
Но с таковыми в бой летит
Не грозный обожатель Аллы,
А носит рать чужой земли.
И вот один кинжал в крови!..
Не льется кровь без злодеянья...
И тут же чаша ликованья,
И не шербет был в чаше той.
Она глядит, не понимает, —
На друга робко взор бросает:
«Селим! Ах! ты ли предо мной?»
9
И он пред ней в одежде новой:
Исчезла гордая чалма,
И шалью обвита пунцовой
Его младая голова;
Нет камней радужного цвета;
Кинжал не блещет жемчугом,
Но два чеканных пистолета
За пестрым, шитым кушаком,
И сабля легкая звенела,
И тонкий стан его одела,
Небрежно сброшена с плеча,
Из белой ткани епанча,
Какую носят кандиоты,
Пускаясь в буйные налеты;
Не панцирь грудь его хранит, —
Она под сеткой золотою;
И обувь странная гремит
Серебряною чешуею;
Но чин высокий он являл
Осанкой гордою своею,
Хотя казалось, что стоял
Галионджи простой пред нею.[118]
10
вернуться
Янтарь при трении издает слабый, но приятный запах.
вернуться
На Востоке еще и теперь все суеверные верят могуществу талисманов, вырезанных на драгоценных камнях или помещенных в золотых коробочках. Талисманы составляются из нескольких стихов Корана, и носят их на шее или привязывают к руке, в виде браслета. Стихи из Курзи (престол) во второй главе Корана составляют талисманы, имеющие наиболее силы; почему набожные мусульмане и носят их начертание на драгоценных камнях как высочайшее из всех познаний.
вернуться
Четки мусульман называются комболойё. Восточные и, в особенности, персидские рукописи украшены с большою роскошью. Гречанки вообще не имеют никакого просвещения, но тлногие молодые мусульманки получают хорошее воспитание, которое, впрочем, не доставило бы им блеску в обществе европейцев.
вернуться
Галионджи или галиондже, то есть турецкий матрос; на кораблях сего народа матросы суть греки, а солдаты - мусульмане. Одежда галионджи весьма красива. Я часто видал капитана-пашу в сей одежде, когда он хотел не быть узнанным. Сии галионджи обыкновенно ходят с босыми ногами; описание обуви, которую я придал Селиму, сделано с обуви одного из бывших прежде в числе морских разбойников, у которого я жил, близ Гальмона, в Морее; она составлена из чешуек, лежащих одна на другой, как на армадилле.