«Ты видишь правду тайных слов:
Что я — кто я — никто не знает;
Мой рок мрачнее страшных снов
И многим горе предвещает.
Но как молчать, стерпеть ли мне,
Чтоб мужем был Осман тебе?
Доколе мне тоской мятежной
Ты не явила страсти нежной, —
Я должен был, я сам хотел
Таить мой бедственный удел;
Не пламенной моей любовью
Теперь я стану убеждать:
Любовь я должен доказать
Годами, верностью и кровью;
Но ты не будь ничьей женой,
И я не брат, Зюлейка, твой».
11
«Не брат? и мне тебя чуждаться?
Творец! роптать я не должна.
Но, ах! ужель я рождена
Безродной по земле скитаться,
Без милого на свете жить?
Меня не будешь ты любить!
И я увяну сиротою.
Но знай: и в горести моей
Останусь другом я — сестрою —
Зюлейкой прежнею твоей!
Быть может, жаль тебе решиться
Младую жизнь мою пресечь,
А должен мстить; возьми же меч —
Вот грудь моя! чего страшиться?
Сноснее тлеть в земле сырой,
Чем жить и быть тебе чужой.
Судьбы жестокого удара
Теперь причину вижу я —
Яфар... Он вечно гнал тебя
А я, увы! я дочь Яфара!
Спаси меня!.. хоть не сестрой,
Пусть буду я твоей рабой».
12
«Зюлейка! ты моей рабою?..
Пророком я клянусь! Селим
Всегда, везде, навек твоим!
Счастлива нежною мечтой,
Ты слез не лей передо мною. —
Взгляни на меч заветный мой,
Корана с надписью святой![119]
Пускай сей меч в день шумной брани
Позором ослабелой длани
Не защитит в бою меня,
Когда обет нарушу я!
Прелестный друг — души отрада —
Соединимся мы тесней!
Теперь исчезла нам преграда,
Хоть лично мне Яфар злодей. —
Ему был братом — мой родитель;
Он тайно брата умертвил;
Но однокровного губитель
Меня, младенца, пощадил;
И сироту — он, Каин новый,[120]
Хотел себе поработить,
Как львенка, думал заключить
Обманом в тяжкие оковы
И тщился строго наблюдать,
Чтоб я цепей не смел порвать;
Его обид я не забуду;
Кипит во мне отцова кровь;
Но в том порукою любовь,
Что для тебя — я мстить не буду.
Однако ж ведай, как Яфар
Свершил злодейский свой удар!
13
Как ярость братьев раздраженных
Вспылала гибельной грозой,
Любовь иль честь тому виной, —
Не знаю я, в душах надменных
Обид малейших даже вид
Вражду смертельную родит.
Отец мой, Абдала, всех боле
Врагам был страшен в ратном поле.
Еще поднесь его дела
Боснийцы в песнях величают,
И ратники Пасвана знают,[121]
Каков был смелый Абдала.
Я расскажу Зюлейке ныне
О горестной его кончине,
Как он коварства жертвой пал
И, о моей узнав судьбине,
Как я навек свободным стал.
14
Когда Пасван в стенах Виддина
Уже не жизнь одну спасал,
А сам султану угрожал,
Тогда паши вкруг властелина
Стеклись, раздор забыли свой —
И двинулись с мятежным в бой.
Два брата сабли обнажают,
При каждом верные полки,
Раскинут стан, и бунчуки
В полях Софийских развевают.
Но Абдалы надежный меч
Напрасно ждал кровавых сеч.
Он мнил, что с братом примирился, —
И в небеса переселился,
Родным злодеем отравлен.
Однажды, бывши утомлен
Звериной ловлею и жаром,
Вкушал в купальне он покой,
И раб, подкупленный Яфаром,
Ему напиток роковой[122]
Поднес; он взял без подозренья, —
И смерть!.. не верь моим словам,
Гарун решит твои сомненья,
Спроси его, Гарун был там.
15
Удар свершен. Пасван надменный,
Разбитый, но не побежденный,
Войну пресек, — родитель твой
Берет неправедною мздой
Удел и сан высокий брата;
Так подлой наглостью своей
В диване всё, ценою злата,
Искатель низкий и злодей
Достанет: наши земли, правы,
Его измены плод кровавый,
Он получил. — Нет нужды в том,
Что в дар богатство расточает, —
Утрату новым грабежом
Яфар обильно заменяет.
Ты спросишь: как? — Взгляни сама
На сел, полей опустошенья
И под жестокостью ярма
Рабов несчастных изнуренья.
Спроси, как вымученный пот
Ему сокровища дает.
Почто ж младенец безнадежный
Спасен от смерти неизбежной?
Зачем суровый твой отец
Его приемлет в свой дворец?
Не знаю; стыд, иль сожаленье,
Иль детской слабости презренье,
Иль, без сынов, он, может быть,
Хотел меня усыновить,
Иль замысл непонятный, тайный
Тому причиною случайной.
Но нам ли вместе можно жить?
В обоих гнев нетерпеливый
Всечасно разгорался вновь;
Его страшил мой дух кичливый;
Я зрел на нем отцову кровь.
вернуться
На лезвии турецких сабель бывает начертано название завода, на котором они сделаны, но чаще бывает начертано золотыми буквами несколько стихов из Корана. Между восточными саблями, которые имею я, есть одна, которой лезвие имеет необыкновенный вид. Оно очень широко и с острого края представляет изгибы наподобие волн или наподобие пламени. Я спрашивал у албанца, который мне продал сию саблю, какую выгоду может принести такой вид оружия? Он отвечал по-итальянски, что не знает того, но что мусульмане думают, что таковые оружия наносят опаснейшие раны, и предпочитают их по той причине, что они жесточе. Я не удивлялся объясненной им причине, но купил сию саблю по ее странному наружному виду.
вернуться
Турки неосновательно думают, будто предания о Каине, о ковчеге и все повествования Ветхого завета им столько же известны, сколько и евреям. Они даже тщеславятся знанием самых мелочных обстоятельств из жизни патриархов с большею подробностию, нежели означены оные в св. писании, и, не довольствуясь повествованиями от Адама, первого человека, имеют ложные жизнеописания до времен Адамовых. С такою же неосновательностию почитают они Соломона царем некромантии, а своего Магомета осмеливаются сравнивать с Моисеем, истинным пророком. Зюлейкою, по-персидски, называется жена Пентефрия, и любовь ее к Иосифу дала предмет к сочинению одной из прекраснейших восточных поэм. Итак, не удивительно, когда мусульманин говорит о Каине и Ное.
вернуться
Пасван-Оглу - возмутившийся паша Виддинский, который в последние годы своей жизни поколебал могущество Оттоманской Порты.
вернуться
Яфар, паша Аргирокастронский или Скутарский (не могу вспомнить, которого из сих двух городов), был отравлен албанским пашою Алием, тем же самым образом, как я предполагал, что Абдала сие сделал. Между тем как я еще там находился, Алипаша женился на дочери отравленного им чрез несколько месяцев после сего убийства, которое совершилось в одной из андрианопольских или софийских бань. Яд был примешан в чашку кофе, который всегда пьют прежде шербета, подаваемого восточным жителям при выходе их из бани.