Выбрать главу
Кто был рожден для вдохновений И мир в себе очаровал, Но с юных лет пил желчь мучений И в гробе заживо лежал; Кто ядом облит был холодным И с разрушительной тоской Еще пылал огнем бесплодным, И порывался в мир душой, Но порывался из могилы... Тот жил! Он духом был борец: Он, искусив все жизни силы, Стяжал страдальческий венец; Он может бросить взор обратный И на минувший, темный путь С улыбкой горькою взглянуть.
Кто жаждал жизни всеобъятной, Но чей стеснительный обзор Был ограничен цепью гор, Темницей вкруг его темницы; Кто жаждал снов, как ждут друзей, И проклинал восход денницы, Когда от розовых лучей Виденья легкие ночей Толпой воздушной улетали, И он темницу озирал И к ним объятья простирал, К сим утешителям печали; Кто с миром связь еще хранил, Но не на радость, а мученье, Чтобы из света в заточенье Любимый голос доходил, Как по умершим стон прощальный, — Чтобы утратам слух внимал И отзыв песни погребальной В тюрьму свободно проникал; Кто прелесть всю воспоминаний, Святыню чувства, мир мечтаний, Порывы всех душевных сил, Всю жизнь в любимом взоре слил, И, небесам во всем покорный, Просил в молитвах одного: От друга вести животворной; И кто узнал, что нет его — Тот мог спросить у провиденья, Зачем земли он путник был, И ангел смерти и забвенья, Крылом сметая поколенья, Его коснуться позабыл?
Зачем мучительною тайной Непостижимый жизни путь Волнует трепетную грудь? Как званый гость, или случайный, Пришел он в этот чудный мир, Где скудно сердца наслажденье И скорби с радостью смешенье Томит, как похоронный пир; Где нас объемлет разрушенье, Где колыбель — могилы дань, Развалин цепь — поля и горы; Где вдохновительные взоры И уст пленительная ткань Из гроба в гроб переходили, Из тлена в жизнь, из жизни в тлен, И в постепенности времен Образовалися из пыли Погибших тысячи племен. — Как тени, исчезают лица В тебе, обширная гробница!
Но вечен род! Едва слетят Потомков новых поколенья, Иные звенья заменят Из цепи выпавшие звенья; Младенцы снова расцветут, Вновь закипит младое племя, И до могилы жизни бремя, Как дар без цели, донесут И сбросят путники земные... Без цели!.. Кто мне даст ответ? Но в нас порывы есть святые, И чувства жар, и мыслей свет, Высоких мыслей достоянье!.. В лазурь небес восходит зданье: Оно незримо, каждый день, Трудами возрастает века; Но со ступени на ступень Века возводят человека.
1829, Чита

СТАРИЦА-ПРОРОЧИЦА

На мосту стояла старица, На мосту чрез синий Волхов; Подошел в доспехах молодец, Молвил слово ей с поклоном: «Загадай ты мне на счастие, Ворочусь ли через Волхов». За Шелонью враны каркают, Плачет в тереме невеста. «Гой еси ты, красный молодец! Есть одна теперь невеста, Есть одна — святая София: Обручись ты с ней душою, Уберися честно ранами И омойся алой кровью. Обручися ты с невестою: За Шелонью ляжь костями. Если ж ты мечом не выроешь Сердцу вольному могилы, Не на вече, не на родину, — А придешь ты на неволю!»
Трубы звучат за Шелонью-рекой: Грозно взвевают московские стяги! С радостным кликом Софии святой Стала дружина — и полный отваги Ринулся с берега всадников строй. С шумом расхлынулись волны, вскипели; Двинулась пена седая грядой. Строи смешались, мечи загремели; Искрятся молнии с звонких щитов, С треском в куски разлетаются брони; Кровь потекла... Разъяренные кони Грудью сшибают и топчут врагов; Стелются трупы на берег Шелони. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кровью дымилося поле; стихал В стонах прерывных и замер глас битвы. Теплой твоей, о София, молитвы Спас не услышит... и Новгород пал.
На мосту стояла старица, На мосту чрез синий Волхов: Не пройдет ли красный молодец Чрез широкий синий Волхов? Проезжало много всадников, Много пеших проходило, Было много изувеченных И покрытых черной кровью. Что ж? прошел ли добрый молодец?.. Не прошел он через Волхов.
1829, Чита

«ЗАЧЕМ НОЧНАЯ ТИШИНА...»

Зачем ночная тишина Не принесет живительного сна Тебе, страдалица младая? Уже давно заснули небеса; Как усыпительна их сонная краса И дремлющих полей недвижимость ночная! Спустился мирный сон; но сон не освежит Тебя, страдалица младая! Опять недуг порывом набежит, И жизнь твоя, как лист пред бурей, задрожит. Он жилы нежные, как струны, напрягая, Идет, бежит, по ним ударит, — и в ответ Ты вся звучишь и страхом, и страданьем; Он жжет тебя, мертвит своим дыханьем, И по листу срывает жизни цвет; И каждый миг, усиливая муку, Он в грудь твою впился, он царствует в тебе! Ты вся изнемогла в мучительной борьбе; На выю с трепетом ты наложила руку; Ты вскрикнула; огнь брызнул из очей, И на одре безрадостных ночей Привстала, бледная; в очах горят мученья; Страдальческим огнем блестит безумный взор, Блуждает жалобный и молит облегченья... Еще проходит миг; вновь тянутся мгновенья... И рвется из груди чуть слышимый укор: «Нет жалости у вас! постойте! вы так больно, Так часто мучите меня... Нет силы более! нет ночи, нету дня, Минуты нет покойной. Нет! довольно Страдала я в сей жизни! силы нет... Но боль растет: все струны натянулись... Зачем опять вы их коснулись И воплей просите в ответ? Еще — и все они порвутся! Ваши руки Безжалостно натягивают их. Вам разве сладостны болезненные звуки, Стенящий ропот струн моих? Но кто вы? Кто из вас, и злобный, и могучий Всю лиру бедную расстроил? Жизнь мою Возьмите от меня: я с радостью пролью Последний гул земных раззвучий, И после долгих жизни мук Вздохну и сладко и покойно; На небе додрожит последний скорбный звук; И всё, что было здесь так дико и нестройно, Что на земле, сливаясь в смутный сон, Земною жизнию зовется, — Сольется в сладкий звук, в небесно-ясный звон, В созвучие любви божественной сольется».
1829, Чита