Выбрать главу

«КАК НЕДВИЖИМЫ ВОЛНЫ ГОР...»

Как недвижимы волны гор, Обнявших тесно мой обзор Непроницаемою гранью! За ними — полный жизни мир, А здесь — я одинок и сир, Отдал всю жизнь воспоминанью.
Всю жизнь, остаток прежних сил, Теперь в одно я чувство слил, В любовь к тебе, отец мой нежный, Чье сердце так еще тепло, Хотя печальное чело Давно покрылось тучей снежной.
Проснется ль тайный свод небес, Заговорит ли дальний лес Иль золотой зашепчет колос — В луне, в туманной выси гор, Везде мне видится твой взор, Везде мне слышится твой голос.
Когда ж об отчий твой порог Пыль чуждую с иссохших ног Стрясет твой первенец-изгнанник, Войдет, растает весь в любовь, И небо в душу примет вновь, И на земле не будет странник?
Нет, не входить мне в отчий дом И не молиться мне с отцом Перед домашнею иконой; Не утешать его седин, Не быть мне от забот, кручин Его младенцев обороной!
Меня чужбины вихрь умчал И бросил на девятый вал Мой челн, скользивший без кормила; Очнулся я в степи глухой, Где мне не кровною рукой, Но вьюгой вырыта могила.
С тех пор, займется ли заря, Молю я солнышко-царя И нашу светлую царицу: Меня, о солнце, воскреси, И дай мне на святой Руси Увидеть хоть одну денницу!
Взнеси опять мой бедный челн, Игралище безумных волн, На океан твоей державы, С небес мне кроткий луч пролей И грешной юности моей Не помяни ты в царстве славы!
14 апреля 1836, Елань

А. М. ЯНУШКЕВИЧУ, РАЗДЕЛИВШЕМУ СО МНОЮ ВЕТКУ КИПАРИСОВУЮ С МОГИЛЫ ЛАУРЫ

В странах, где сочны лозы виноградные, Где воздух, солнце, сень лесов Дарят живые чувства и отрадные, И в девах дышит жизнь цветов, Ты был! — пронес пытливый посох странника Туда, где бьет Воклюзский ключ... Где ж встретил я тебя, теперь изгнанника? В степях, в краю снегов и туч! И что осталось в память солнца южного? Одну лишь ветку ты хранил С могилы Лауры: — полный чувства дружного, И ту со мною разделил! Так будем же печалями заветными Делиться здесь, в отчизне вьюг, И крыльями, для мира незаметными, Перелетать на чудный юг, Туда, где дол цветет весною яркою Под шепот Авиньонских струй И мысль твоя с Лаурой и Петраркою Слилась, как нежный поцелуй.
30 августа 1836, Ишим

«ТЫ ЗНАЕШЬ ИХ, КОГО Я ТАК ЛЮБИЛ...»

Ты знаешь их, кого я так любил, С кем черную годину я делил... Ты знаешь их! Как я, ты жал им руку И передал мне дружний разговор, Душе моей знакомый с давних пор; И я опять внимал родному звуку, Казалось, был на родине моей, Опять в кругу соузников-друзей.
Так путники идут на богомолье Сквозь огненно-песчаный океан, И пальмы тень, студеных вод приволье Манят их в даль... лишь сладостный обман Чарует их; но их бодреют силы, И далее проходит караван, Забыв про зной пылающей могилы.
3 октября 1836, Ишим

«ПУСТЬ НЕЖНОЙ ДУМОЙ — ЖИЗНИ ЦВЕТОМ...»

Пусть нежной думой — жизни цветом — Благоухает твой альбом! Пусть будет дума та заветом И верным памяти звеном!
И если кто — альбома данник — Окончит грустный путь земной И, лучшей жизни новый странник, Навек разлучится с тобой, —
Взгляни с улыбкою унылой На мысль, души его завет, Как на пустынный скромный цвет, Цветущий над могилой.
1836 (?)

«КАК Я ДАВНО ПОЭЗИЮ ОСТАВИЛ!..»

Как я давно поэзию оставил! Я так ее любил! Я черпал в ней Все радости, усладу скорбных дней, Когда в снегах пустынных мир я славил, Его красу и стройность вечных дел, Господних дел, грядущих к высшей цели На небе, где мне звезды не яснели, И на земле, где в узах я коснел, Я тихо пел пути живого бога И всей душой его благодарил, Как ни темна была моя дорога, Как ни терял я свежесть юных сил... В поэзии, в глаголах провиденья, Всепреданный, искал я утешенья — Живой воды источник я нашел! Поэзия! — не божий ли глагол, И пеньем птиц, и бурями воспетый, То в радугу, то в молнию одетый, И в цвет полей, и в звездный хоровод, В порывы туч, и в глубь бездонных вод, Единый ввек и вечно разнозвучный! О друг, со мной в печалях неразлучный, Поэзия! слети и мне повей Опять твоим божественным дыханьем! Мой верный друг! когда одним страданьем Я мерил дни, считал часы ночей, — Бывало, кто приникнет к изголовью И шепчет мне, целит меня любовью И сладостью возвышенных речей? Слетала ты, мой ангел-утешитель! Пусть друг сует, столиц животный житель, Глотая пыль и прозу мостовой, Небесная, смеется над тобой! Пусть наш Протей Брамбеус, твой гонитель, Пути ума усыпав остротой, Катается по прозе вечно гладкой И сеет слух, что век проходит твой! Не знает он поэзии святой, Поэзии страдательной и сладкой! В дни черные не нежил твой напев Его души; его понятен гнев: Твой райский цвет с его дыханьем вянет, И на тебя ль одну? — на всё, на всех Он с горя мечет судорожный смех — Кроит живых, у мертвых жилы тянет. Он не росу небес, но яд земли — Злословье льет, как демон, от бессилья; Не в небесах следит он орли крылья, Но только тень их ловит он в пыли, И только прах несет нам в дар коварный — Святой Руси приемыш благодарной! Но нет! в пылу заносчивых страстей Не убедит причудливый Протей, Что час пробил свершать по музам тризны, Что песнь души — игрушка для детей, И царствует одна лишь проза жизни. Но в жизни есть минуты, где от мук Сожмется грудь, и сердцу не до прозы, Теснится вздох в могучий, чудный звук, И дрожь бежит, и градом льются слезы... Мучительный, небесный миг! Поэт В свой тесный стих вдыхает жизнь и вечность, Как сам господь вдохнул в свой божий свет — В конечный мир — всю духа бесконечность.