Басня «Два голубя» также завершается лирической исповедью: «Я сам любил: тогда за луг уединенный, присутствием моей подруги озаренный, я не хотел бы взять ни мраморных палат, ни царства в небесах!..» и т. д. Современники понимали и ценили Дмитриева именно за это новое качество его басен. Вяземский, например, указывал: «В басне «Два голубя» он дает нам лучшие образцы стихов элегии, а в «Дон-Кишоте» — лучший образец стихов пастушеских». [1]
Басня у Дмитриева оказывалась тесно связанной с теми жанрами, которые он в тот или иной период разрабатывал. Поэтому эволюция творчества Дмитриева определяла и развитие басни. Первый период — это 90-е годы (примерно до 1798-го). Басни этой поры связаны единством утверждаемого идеала. Героем басни оказался «добрый человек», который отвергает господствующую мораль, учившую искать счастье в чинах, карьере, деньгах («Не чувствуя к чинам охоты, не зная страха, ни заботы, без скуки провождал свой век», — говорится о герое в басне «Пустынник и Фортуна»). В сказке «Искатели Фортуны» этот идеал утверждается в драматическом столкновении судеб двух друзей:
Искатель фортуны, жаждущий богатств человек, терпит фиаско. Автор не осуждает его, но всем ходом повествования показывает душевную бедность человека, занятого погоней за фортуной, видящего счастье в богатстве. Его сочувствие на стороне того, кто счастье видит в ином — в «покое души»:
Та же коллизия развертывается и в басне «Два голубя»: пустившийся в странствие за счастьем голубь после тяжких испытаний «решился бресть назад, полмертвый, полхромой; и прибыл наконец калекою домой, таща свое крыло и волочивши ногу». Печальная история наводит автора на размышление, которым он и делится:
Не богатство имения, а богатство чувств — вот что делает человека счастливым, и это счастье он находит в любви и дружбе. Потому пишется гимн дружбе («Два друга»), показывается, как богатство обедняет души людей — «с богатством не житье, а вживе сущий ад!» («Желания»), утверждается тихое счастье любящего человека («Пустынник и Фортуна»).
В последней басне Пустынник отвергает все домогательства Фортуны войти в его дом со свитой — богатством, знатностью и чинами. Фортуна, стоя у порога, «мерзнет», но продолжает умолять его «тронуться хоть славою». Тогда выведенный из себя Пустынник гонит Фортуну прочь: «Да отвяжися ты, лихая пустомеля!» Свой отказ от даров Фортуны он мотивирует так:
Нетрудно заметить, что этот мотив был центральным в песнях Дмитриева эпохи «Московского журнала». На этом примере отчетливо проявляется своеобразие его эстетической позиции. Единство идеала определило единство стиля, близость сюжетов и общность разрабатываемых тем. Героем его поэзии (и, следовательно, басен) был человек, стремящийся обрести свое счастье в сфере моральной жизни. Сосредоточенность на чувствах, раскрытие нравственных богатств личности, дискредитация традиционных в феодальном обществе идеалов должны были показать, что истинное величие человека не в богатстве кармана, а в богатстве души. На практике, как мы видели, это приводило к отделению человека от общей жизни, делало его равнодушным к судьбам других людей. Такая занятость своим чувством не возвышала, но умаляла человека, сводила его стремления к узкому, эгоистическому кругу интересов, превращала в защитника морали «умеренности и аккуратности».
1
П. А. Вяземский,«Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева». — В кн.: Стихотворения Ивана Ивановича Дмитриева, ч. 1, СПб., 1823, с. XXXVII.