2
И вернулся я к ним после долгих годов,И они все так рады мне были!И о чем уж, о чем за вечерним столомМы не вспомнили? Как не шутили?
Наши шумные споры о том и другом,Что лет двадцать назад оборвались,Зазвучали опять на былые лады,Точно будто совсем не кончались.
И преемственность юных, счастливейших днеТа, что прежде влекла, вдохновляла,Будто витязя труп под живою водой,В той беседе для нас – оживала...
3
О, где то время, что, бывало,В нас вдохновение игралоИ воскурялся фимиамТеперь поверженным богам?
Чертогов огненных палатыГорели – ярки и богаты;Был чист и светел кругозор!Душа стремилась на простор,
Неслась могуществом порываНазло непрочному уму,На звук какого-то призыва,Бог весть зачем, бог весть к чему!
Теперь все мертвенно, все бледно...То праздник жизни проходил,Сиял торжественно, победно,Сиял... и цвет свой обронил.
4
В глухом безвременье печалиИ в одиночестве немомНе мы одни свой век кончали,Объяты странным полусном.
На сердце – желчь, в уме – забота,Почти во всем вразумлены;Холодной осени дремотаСменила веянья весны.
Кто нас любил – ушли в забвенье,А люди чуждые растут,И два соседних поколеньяОдно другого не поймут.
Мы ждем, молчим, но не тоскуем,Мы знаем: нет для нас мечты...Мы у прошедшего воруемЕго завядшие цветы.
Сплетаем их в венцы, в короны,Порой смеемся на пирах...Совсем, совсем Анакреоны,Но только не в живых цветах.
«Когда обширная семья...»
Когда обширная семьяМужает и растет,Как грустно мне, что знаю яТо, что их, бедных, ждет.Соблазна много, путь далек!И, если час придет,Судьба их родственный кружокОпять здесь соберет!То будет ломаный народБорцов-полукалек,Тех, что собой завалят входВ двадцатый, в лучший век...Сквозь гробы их из вечной тьмыПотянутся на светИные, лучшие, чем мы,Борцы грядущих лет.И первым добрым делом их,Когда они придут,То будет, что отцов своихОни не проклянут.
«Нет, жалко бросить мне на сцену...»
Нет, жалко бросить мне на сценуТворенья чувств и дум моих,Чтобы заимствовать им ценуОт сил случайных и чужих,Чтобы умению актераИх воплощенье поручать,Чтоб в лжи кулис, в обмане взораИм в маске правды проступать;Чтоб, с завершеньем представленья,Их трепет тайный, их стремленья —Как только опустеет зал,Мрак непроглядный обуял.
И не в столбцах повествованьяБольших романов, повестейЖелал бы я существованьяПтенцам фантазии моей;Я не хочу, чтоб благосклонныйЧитатель в длинном ряде строкС трудом лишь насладиться мог,И чтобы в веренице темнойСтраниц бессчетных лишь поройРонял он с глаз слезу живую,Нерукотворную, святую,Над скрытой где-нибудь строкой,И чтоб ему, при новом чтеньи,Строки заветной не сыскать...Нет обаянья в повтореньи,И слез нельзя перечитать!
Но я желал бы всей душоюВ стихе таинственно-живомЖить заодно с моей страноюСердечной песни бытием!Песнь – ткань чудесная мгновенья —Всегда ответит на призыв;Она – сердечного движеньяУвековеченный порыв;Она не лжет! Для милых песенВеликий божий мир не тесен;Им книг не надо, чтобы жить;Возникшей песни не убить;Ей сроков нет, ей нет предела,И если песнь прошла в народИ песню молодость запела, —Такая песня не умрет!
Старый божок
Освещаясь гаснущей зарей,Проступая в пламени зарницы,На холме темнеет под соснойОстов каменный языческой божницы.
Сам божок валяется при ней;Он без ног, а все ему живется!Старый баловень неведомых людейЛег в траву и из травы смеется.
И к нему, в забытый уголок,Ходят женщины на нежные свиданья...Там языческий покинутый божокСовершает тайные венчанья...
Всем обычаям наперекор чудит,Ограничений не ведая в свободе,Бог свалившийся тем силен, что забыт,Тем, что служит матушке-природе...
«О, не брани за то, что я бесцельно жил...»
О, не брани за то, что я бесцельно жил,Ошибки юности не все за мною числи,За то, что сердцем я мешать уму любил,А сердцу жить мешал суровой правдой мысли.
За то, что сам я, сам нередко разрушалТе очаги любви, что в холод согревали,Что сфинксов правды я, безумец, вопрошал,Считал ответами, когда они молчали.
За то, что я блуждал по храмам всех боговИ сам осмеивал былые поклоненья,Что; думав облегчить тяжелый гнет оков,Я часто новые приковывал к ним звенья.
О, не брани за то, что поздно сознаюВсю правду лживости былых очарованийИ что на склоне дней спокойный я стоюНа тихом кладбище надежд и начинаний.
И всё-таки я прав, тысячекратно прав!Природа – за меня, она – мое прощенье;Я лгал, как лжет она, и жизнь и смерть признав,Бессильна примирить любовь и озлобленье.